Тогда ты что-то делаешь.
С формальной точки зрения это была, конечно, ошибка, и ошибка фатальная. Запереть себя в локусе, да еще в локусе Мэлгона, да еще дав слово ничего не портить.
Эльфин прикинул, что будет дальше.
«Златая цепь» не даст ему покинуть локус.
Старая клятва не даст им с Мэлгоном поубивать друг друга и тем самым разрешить ситуацию побыстрее. Клятва, данная над волнами, сокрывшими Атлантиду. Тогда еще казалось, что можно разойтись во мнениях о целях и средствах — и остаться друзьями.
Как мы были молоды.
Как мы были наивны.
Как все, кто живет во времени.
Оставалось ждать, кто кого пересидит. Мэлгон на своей территории, но в локусе; ритуал его сорвался, так что вскоре его одолеет Жажда и он будет вынужден искать жертву на стороне, а это тоже требует времени. А жизнь, вырванная силой, питает гораздо слабее, чем отданная добровольно — а у людей новый король, который отнюдь не дремлет.
У него самого в активе запас сил, скопленный на Авалоне (ах, нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и правильно, и нельзя жить разумно, хорошо и правильно, не живя сладко!).
С шансами семь к десяти Мэлгон с присными зачахнет быстрее, чем у него закончатся силы на блокировку. После этого начнется, конечно, самое тяжелое — Эльфин понимал, что после этого локус рухнет на его плечи. Истощение к тому времени станет значительным, и надо будет приложить большое усилие, чтобы не последовать по Мэлгоновым стопам и не превратиться в новый вариант Солнцеликого. Впрочем, Эльфин почти не сомневался, что у него хватит на это гордости. Ах, распря, старая распря, и от тебя может произойти какая-то польза.
Но по людским меркам, конечно, это все займет довольно долгое время. Возможно, за это время природа возьмет свое, и они научатся как-то жить сами. Им, конечно, не придется легко, но что поделать.
Жалко, конечно, было больше не увидеть Керидвен. Плохо, что не было возможности попрощаться, и очень нехорошо было оставлять ее вот так, в неизвестности. Он растягивал человеческие годы, как мог, но все равно у них было слишком мало времени. Не так уж мало по счету людей, но по почти ничего по счету дану. Сколько она продержится на Авалоне без него?
Но в глобальном смысле он был за нее спокоен. Керидвен — человек, а люди выкуплены. И если красоту, и мудрость, и силу Керидвен видит он, Эльфин, то уж Единый видит-то и подавно.
Жалко было, конечно, не увидеть и не узнать, что будет дальше с Мирддином. Объединит ли он Срединные земли? Останется ли жить среди людей или вернется на Авалон? Будут ли у него свои дети? Будет ли кто-то из них похож на Эльфина?
Думать об этом было тяжело, но и тяжесть эта была хороша — это означало, что он еще живет, и помнит, и чувствует. Когда последняя грань будет пройдена, когда он опять станет прядью великой реки, когда он вернется к тому, с чего начал, он уже не будет знать, что такое глупости, и ошибки, и сожаление, и боль, потому что именно это отличает неживое от живого, и орудие от орудующего, и непадших от фир болг, от дану и от людей.
Заклятие на площади маячило, как бельмо на глазу.
Мэлгон скрипнул зубами.
Он же знал, знал, знал, что нельзя связываться с Гаттой.
Он же знал, знал, знал, что оценить красоту конструкции он сможет не больше, чем свинья — бисер.
Он же знал, знал, знал, что проклятый Гаттамелата найдет способ вывернуться из любой клятвы, а хотя бы и со шкурой.
Вот тебе старая дружба. Вот тебе доверие.
Все придется зачищать до основания.
Они уже сомневаются. Они уже задают вопросы. О нет, не вслух, но скоро дойдет и до этого.
Ничего. Он начнет заново. Не в первый раз.
Но сперва...
Ах, Гатта, Гатта, Гатта.
Ты у меня узнаешь, как врываться в чужой дом.
Ты у меня поймешь, как портить чужое имущество.
Ты у меня увидишь, как играть в бульдозер в цветочной лавке.
Медовый рыцарь. Любитель истины.
Я ее вколочу тебе в глотку так, что мало не покажется.
— Гатта должен отказаться от своих слов, — сказал Мэлгон вслух. — Сам.
— Это будет трудно, — произнес Рин.
Мэлгон еще раз вгляделся в заклятие.
— Ступай на Авалон. Найди его жену.
— Принести ее голову? — спросил Рин.
— Нет. Смерть — это слишком... окончательный вариант. Он должен беспокоиться. Он должен осознать свое бессилие. И он должен понять, что это только начало.
Рин сбрызнул водой зеркало.
Ждать пришлось недолго. Металлическая гладь пошла рябью. В зеркале появилась женщина.
Ничего особенного в ней не было.
Собственно, это сильно упрощало дело, поскольку значило, что ключевые для заклятия «красота и мудрость» относятся не к сфере объективных фактов, а к сфере субъективной уверенности Гатты.
Ну что ж. Значит, следует поставить Гатту между его верой и фактами, а дальше он сам себя разорвет.
— Вы — супруга Эльфина? — спросил Рин.
Женщина пригладила волосы нервным жестом.
— О. Да, конечно. А кто вы?
Рин скупо улыбнулся.
— Скажем так — старый знакомый. Очень старый.
— Где он сейчас? С ним все в порядке?
— Я думаю, нам следует встретиться. Лично. И обсудить этот вопрос. И, как вы понимаете, этот разговор не стоит... афишировать.
Женщина обхватила себя за плечи.