Онтологически человек

 — Вот! — сказал Ланс. — Я убил его, госпожа! Убил колдуна! Больше никто не будет угрожать тебе!

Нимуэ присела рядом, провела пальцем по слипшейся в колтуны шерсти, по черному носу, по желтоватым клыкам, ощерившимся в последнем оскале. Человек, человек, царь природы, вершина пищевой цепочки, великий хищник. Человек-нож, человек-копье, человек-меч.

Она медленно поднялась и заговорила, тщательно подбирая слова.

 — Ты сделал то, что ты сделал, и немногие люди могли бы совершить подобное. Ты очень храбр, Ланс, и очень силен, и почти неподвластен чарам. Ты можешь совершить великие дела. Ты хочешь защищать ближних, это очень благородное желание. Ты хочешь сражаться с чудовищами, но больше не найдешь их здесь. Но я знаю короля людей, который поставил себе задачей бороться с нечистью. Если повезет, ты сможешь стать лучшим из его воинов. Приходи завтра на причал на рассвете. Тебя отведут к нему.

Ланс просиял. У него будто гора с плеч свалилась.

 — Благодарю тебя, госпожа! Я не посрамлю твоего имени!

Нимуэ сидела, прислонившись к корням дерева. Мертвая медвежья голова лежала у нее на коленях. По серому подолу тянулись бурые разводы и пятна земли. Нимуэ рассеянно перебирала пальцами скатавшуюся шерсть.

Мирддин присел на корточки рядом.

 — Вот ты где.

 — Я сказала Лансу, что его судьба быть рыцарем, — безрадостно сообщила Нимуэ. — Он хочет сражаться и чувствовать себя героем. Ему нужен кто-то, кто будет отдавать ему приказы. Он почти неподвластен чарам, значит, в локусах ему не смогут причинить вреда. Артур сможет проследить, чтобы он не кидался на кого попало. И Артуру не причинит вред его поклонение. Ланс услышал все, что хотел услышать, и был очень счастлив, — Она подняла на Мирддина глаза. — Почему мне от этого так нехорошо?

 — Потому что ты хотела, чтобы он выбрал свою судьбу сам. — Мирддин оперся о сосну рядом. — И я тоже.

 — Странно, да? Ты не просишь дуб стать березой, не просишь волка стать зайцем. Когда тебе нужно, чтоб они тебя услышали, ты говоришь на их языке, в этом нет ничего дурного. Ты селишь медведя в берлоге, а дятла в дупле. Нет ничего дурного в том, чтобы найти человеку место среди людей... — Она поморщилась. — Знаешь, почему он убил медведя? Он решил, что это ты.

 — Погоди. Это же был твой медведь вообще?

 — Мой. Но он увидел, как мы с тобой... взаимодействуем, и, видимо, в мой светлый образ бурый медведь у него не вписался. У него какой-то свой мир в голове. Туда не пробиться.

 — Это духи созданы, чтобы знать. А люди созданы, чтобы верить. Они конструируют какую-то картину внутри себя, живут в ней и с ее помощью меняют мир. Она их защищает, и она же их и ограничивает. Мы просто разные.

Нимуэ криво улыбнулась:

 — Это такая человеческая ошибка. Посчитать, что кто-то такой же, как ты, обнаружить, что это не так и расстроиться.

 — Ну, ты же дану. Значит, тоже человек. Вооот на такую крошечную капельку, — Мирддин показал ей щепоть. Потом наклонился и почесал мертвого медведя за ухом. — Похоронить его?

 — Не стоит, — Нимуэ сжала ладони. Плоть под ее пальцами мгновенно пожухла, сморщилась и осыпалась пеплом. Дану поднялась — с ее колен, клацнув зубами, скатился на землю череп. Нимуэ отряхнула кисти и взяла Мирддина под руку:

 — Пойдем. Надо еще решить, как переправить нашу заботу к Артуру.

Артур развернул письмо.