Отныне, тратящий наймами свою энергию работник получает вероятность залечить экзистенциальный невроз ложным гомеопатическим препаратом, очень соблазнительный по Фромму шанс сублимировать щемящий груз унылого отчаянья к шопингу: найти на магазинных прилавках уничижительно скромное удовольствие обладания по ультимативному прейскуранту, с оскорбительно непритязательным раздольем отбора из навязанного ассортимента – долгая счастливая жизнь, в декорациях безрыбья золотой полыньи, вездесущности мышиной возни, злых сумерек бессмертного дня. А недалече за кулисами слоняется и поставщик той, назначающий нормы зарплаты, задающий товарообороту тон – капитал. Он взращивает прочимый всему свету сакральным образцом преуспеванья да спокойствия глянцевый миллиард среднего класса, за чечевичною похлёбкой псевдонаслаждений сейчас опрометчиво забывшего про великие перспективы потом, ослабив хватку на горле буржуазии, чем та воспользовалась принявшись незаметно и проворно менять распорядок игры. Она сконструировала общество, сочетающее описания в качестве колоссального напускного спектакля у Ги Дебора да беспрерывно строгого надзора у Мишеля Фуко, дивный новый мир репрессивной толерантности, когда человек будто бы при полном праве иметь всякие, хоть почти самые крайние мыслишки, но лишь всерьёз отважится их претворять – без промедленья выяснится: Big Brother is watching you. Поощряются только инициативы нужные власти, строгающей социум внешне независимых а внутренне послушных, марионеточных одномерных людей. Ещё ошарашенное крепко осевшим в памяти временем войны поколенье, оказалось податливой материею для экспериментов, но вот с уже привыкшей к холодильникам и телевизорам молодёжью возникли проблемы – та размечталась довести прогрессивные реформы последних лет до логичного коммунистического финала. Оглянувшись на внушительный вековой опыт борьбы с восстаниями, толстосумы прытко подготовили превентивную контрреволюцию нанеся удар исподтишка: заранее дезорганизованный стихийный бунт, повсеместно возгоревшийся около рокового стыка 60-х – 70-х годов, оперативно затушен, а плеяда интеллектуалов из кирпичных университетов (сноп его искр) попробовали добиться сокровенных целей, залезши по карьерной стремянке легальных институтов. Просачиваясь через отъетый государствами ядра жир формальных процедур, постепенно гася мятежный запал да развращаясь кругом теснимых ними ж благородных джентльменов, субтильные однажды обернулись – и не узнали в себе вчера себя теперешних, обнаружили несоответствие интересов поднявших их масс с стремленьями гостеприимной элиты, но дабы завуалировать позор подлого ренегатства они придумали всепрощающий постмодерн. Экстракт той доктрины неплохо да предельно доходчиво выразил Деррида, утверждавший что коль реальность чёрным по белому доступна психике исключительно мыслью собранной в слово, то любые мнения – это равносильные куски текста, репрезентующие различное понимание ситуации; никто никому ничего не обязан, а классические «тотализирующие дискурсы», измусоленные и заеложенные бессмысленны да вредны. Даруя каждому свободу гонористо открывать рот, сия курьёзная философия верней отсутствие как таковой, начисто избавляется от предмета. Лозы её пустоцвета смогут опылиться свежими поводами рефлексированья, стоит локомотиву истории поехать вперёд от мёртвой точки, но пока настырно стелятся хребтом лукавому идиотизму гегемонией окутавшему нашу скучную эпоху.
Сигналом же старта ей прозвонил форум в швейцарском Давосе зимой 71-го, где недовольные дороговизною издержек модели невидимой революции сливки западного делового общества, соображали как бы, следом за выворачиваньем волнений 68-го наизнанку, перейти к хитроспланированному крупномасштабному наступлению по всем фронтам. Экономически оно предполагало рокировку инвестиционным потоком на индустриализацию ввязавшихся в гонку стран периферии, кою Сингапур, Япония, Южная Корея, попозже КНР с ДРВ окончили добыв благие призы, а прочие края – сюрпризы бедности. Это устроили ради оглушительного взрыва позиций и уменьшенья численности ротозейски рассеявшего бдительность, но ещё потенциально опасного слоя промышленных рабочих центра. Зато там, на крыльях обеспечившего саму возможность обходного манёвра информационного переворота, случился резкий взлёт сферы услуг, когнитариев (в частности программистов), менеджмента, прекариата – те стали новой базою консьюма да злыдней оторванных от производства, что так-то есть типичнейшее свойство беспорядка с дисгармонией при неолиберализме. Впрочем, политическая линия протяжением прошедших лет у того целиком неизменна: безжалостный демонтаж социальных гарантий и размашистая приватизация, свершённый режимами плутократов под занавес 80-х годов обряд экзорцизма над призраком коммунизма, которого Фрэнсис Фукуяма кичливо проклял на вечное забвенье.