Онтология нового мира

Летопись у неё взмывает невероятно пышным цветеньем к разгару XI-го века, а потом томительно вянет удельной раздробленностью да ухудшением состоянья негоции, катастрофически расшибаясь волнами монгольского натиска. Этот таран скосил державу, юго-западные области которой стали окраинным закутком Литвы-Польши, но северо-восточные всё-таки в татарском ярме сберегли автономность. Там проутюженная экономика понемножечку ожила (как и православная церковь гнусно пособничавшая захватчикам) динамичным ростом, да под сенью Орды возвысилась устроившись благодаря своим сорвавшим от игры ярлыков большой куш князьям, главным фискальным посредником, Москва. Она же прекрасным мигом чрезмерно усилившись, свергла длившееся около 250-ти лет иго, собрала из освобождённых земель новую Россию, довольно быстро соответственно преобразившую имидж при грозном царе. Тот пытался покорить степи, сменить опору трона с замшелого родового боярства на опричнину служилых дворян, вербовать округ Скандинавии доплывших к Архангельску иностранных визитёров и отвоевать балтийский порт – увы львиная доля затей провалилась а пресечение династии спустя короткий срок, брыкнуло измождённый народ в болото Смуты. Что ж, к никуда не сникнувшим проблемам предыдущего поколенья только прибавились свежие – да скопом рухнули по голове взошедших на престол обуреваемого бунтами государства Романовых, тончайше из тех выкрутившихся объединением помещиков с городом единым фронтом против крестьян и дряхлой аристократии, вполне кстати для угоды западных союзников, несмотря на официальную личину изоляционизма (яростный отход посконного протопопа Аввакума сотоварищи от никонианства – ещё один её пробой): по меткому сужденью Покровского, под средневековою мономаховой шапкой тишайшего монарха прятался чёрт торгового капитала, ширилась Немецкая слобода нередко посещавшаяся молодым Петром І, провернувшим радикальнейшие реформы.

Брутальный правитель вестернизировавший элиту по лучшим стандартам да одолевший шведский заслон, возвёл столицу на брегах Невы – прорубил окно в Европу, хотя точнее это та нашла себе Россию как бездонный колодец сырья и продовольствия но с важным отличием от Вест либо Ост Индий: резидентом за солидную плату непроизвольно была местная бюрократия, что протяженьем последующих годов поощряла бар усугубить до ужаса отсталыми драконовскими методами эксплуатацию населения (достигшую апогея при Екатерине II). Подданные надёжно раскололись по двум полюсным сообществам: напыщенным вельможам причащённым к высокой культуре, чей шик сравнительно с зарубежным весьма лестно отмечен много путешествовавшим Фонвизиным, а ещё тёмным, забитым нищим крепостным – за мрачную картину взгляда на жизнь с их стороны проехавшегося от Санкт-Петербурга до Третьего Рима Радищева сослали в Сибирь. Впрочем, раскормленной территориями державе привычно таскавшей для Британии каштаны из огня Антинаполеоновских войн, внезапный триумф подарил реальный шанс усовершенствоваться, отряхнуть тормозившую прогресс отечественных купцов конкуренцию иноземцев, перейти к развитью внутреннего рынка но… боязливая фронда выступления декабристов окончилась неудачею. Началась пора той самой империи Гоголя, в коей мёртвые души набедокуривших чиновников содрогаются пред вестью о ревизоре, страны грандиозных амбиций да позорных поражений, колеблющейся от западничества к славянофильству – «идиллии» типичной полупериферии, протрезвлённой крымским ударом по зубам. Она очнулась средь мира где Англия сдружилась с Францией словно Дон Кихот и Санчо Панса, а также изменила своему званию мастерской, снисходительно делегируемого теперь любым обещающим выгоду желателям – в тех обстоятельствах Русь-матушка взялась навёрстывать упущенное.