Опаленная юность

Рядом молчаливо лежал красноармеец с красным от жара лицом. Нина намочила платок и положила на лоб красноармейцу.

— Спасибо, сестрица, — проговорил боец, не открывая глаз.

— Ну, как там на фронте? — спросила Лара.

— Прет немец, туды его в душу… вы уж простите, — девчата!

Раненые помрачнели.

— Авиация долбает — головы не поднять.

— Мы ему тоже даем жизни, будь здоров, не кашляй! — подмигнул моряк.

— Воздух! — отчаянно закричали издалека. — Рассредотачивайтесь!

Из-за леса вынырнула шестерка «Мессершмиттов». Пулеметные очереди рубанули по машинам. Надя скатилась в кювет, многие девушки побежали к лесу.

— Ложись! — прокричал начальник колонны. — Не бегать!

Лара осталась у машины с ранеными.

Беспомощные красноармейцы смотрели в небо.

Две санитарные машины укрылись в лесу.

— Водитель! Где водитель? — Лара бросилась к кабине.

Кабина была пуста.

Рванув дверцу, Лара вскочила в кабину, нажала эбонитовую кнопку. Перекрывая стрекотание пулеметов, надрывно загудел сигнал.

— Ты что делаешь? — вынырнул откуда-то перепуганный шофер. — Спасайся! Убьет!

— Гони машину в лес, подлец, понимаешь?!

— Что ты? Убьют! Тикай отсюда, командирша!

Лара кинулась к кузову. Моряк протянул ей пистолет:

— Стреляй эту дешевку с одной пули!

Схватив тяжелую рубчатую рукоятку, Лариса, замирая от страха, ткнула стволом в трясущегося водителя:

— Садись за руль!

Опасливо косясь на закопченное дуло, шофер вцепился в баранку.

Машина помчалась к лесу. Лара юркнула в кювет.

Неожиданно крупнокалиберные пули перестали щелкать по асфальту. Из-за облака выскочили два юрких краснозвездных самолета. В воздухе закипел бой. Со страшной скоростью самолеты гонялись друг за другом.

Девушки, прикрыв глаза от солнца, следили за ожесточенной схваткой. Один «Мессершмитт» задымил и вспыхнул, как факел, остальные обратились в бегство. Падающей звездой пронесся по небу подбитый стервятник, оставляя за собой багрово-черный шлейф дыма и огня. Из-за леса послышался глухой взрыв.

— Ура! — закричали девушки. — Сбили, сбили!

Низко над шоссе пронесся советский истребитель и, спланировав, сел невдалеке от автоколонны.

— Наш!

Не обращая внимания на призыв начальника колонны, девушки бросились к самолету. Возле него стоял летчик в унтах и кожаном шлеме. Он был еще весь в азарте боя и, не обращая внимания на бегущих к нему со всех сторон людей, с руганью грозил кулаком небу, где одиноко кружил его товарищ.

Подбежавшей Нине он огорченно сказал:

— Подбили-таки окаянные, будь они трижды через нитку прокляты!

Девушка хотела сказать летчику, что он молодец, настоящий герой, она готова была обнять его, но струйка крови на его лице остановила ее порыв.

— Ой, у вас кровь…

Нина платком перевязала летчику лоб.

Поблескивая озорными синими глазами, он рассказал ей о бое.

— Ничего, авось получу новую. Спасибо, Витька Талалихин помог, а то…

— Это он летает?

— Он самый! Охраняет нас. Парень гвоздь. Москвич, между прочим.

— И мы москвичи.

Летчик опомнился Покрутил забинтованной голевой.

— Батюшки, девчат-то сколько, прямо цветник! А это командир ваш, с пистолетом?

— Что вы! — смутилась Лара, заметив, что сжимает в руке пистолет. — Это не мой… сейчас отдам.

— По машинам! — прокричали издали.

— Спасибо, землячка! Тебя как зовут?

— Нина Шишкова.

— Анатолий Павлов. Кировская, дом два, квартира двадцать четыре! Заходи после войны!

Девушки побежали к машинам.

Нина подняла голову, глянула в глубокие синие глаза и, став на носки, поцеловала летчика в окровавленную щеку и бросилась за подругами.

Слегка оторопев, летчик долго смотрел ей вслед.

Колонна скрылась за поворотом.

Летчик вздохнул и, помахав барражирующему в синеве товарищу, пошел к самолету.

Глава седьмая Перед бурей

Фашистские самолеты стали летать на Москву каждый вечер. С немецкой аккуратностью появлялись они над столицей ровно в половине одиннадцатого. По ним можно было проверять часы. И, когда кто-либо из бойцов спрашивал, скоро ли можно ложиться спать, Кузя отвечал:

— Не скоро, еще фрицы не пролетали. Вот как пролетят, останется ровно полчаса.

Зато обратно самолеты улетали всегда в разное время. Иные вынуждены были поворачивать назад у самой Москвы, не рискуя проникнуть за огненный зенитный пояс столицы. Обозленно жужжа, они кружили в вышине, выискивали подходящую цель и в конце концов сбрасывали бомбы куда попало.

В середине августа ополченскую дивизию перебросили за Вязьму. Теперь фронт был совсем недалеко. Иногда ветром доносило глухой гул, грохот грандиозного сражения. Фашистские армии упрямо рвались к Москве.

На рассвете 17 августа часовые заметили на окраине лесного массива подозрительное движение и подняли тревогу.

— В ружье! — хриплым спросонок голосом закричал Бельский.

Красноармейцы с винтовками выскакивали из палаток. Быков повел роту к лесу.

Оттуда ударили плотными залпами, кто-то в цепи громко застонал.

— Огонь! — скомандовал Быков. — Перебежкой вперед!

Над головой посвистывали пули. Пригибаясь, припадая к земле, бойцы продвигались к опушке. Среди стволов замелькали фигурки гитлеровцев. С флангов размеренно строчили пулеметы.