Опаленная колыбель

— Господа военные, генерал Шутемков! — говорит Дымок в микрофон. — Предлагаю уладить данное недоразумение без взаимных претензий. В качестве жеста доброй воли мы безвозмездно отдаем вам остатки вашего андроида.

— А… а вы кто? — из динамиков несется неуверенно.

— Я сын президента Ангарска, со мной мой старший брат и отец.

— Какого-какого президента? — генерал переспрашивает подозрительно.

— Новоизбранного президента Ангарска, господина Линского Олега Львовича, — Дымок чеканит.

— Ах да, у вас же выборы должны были быть… — генерал бормочет задумчиво. — А что со старым? — вдруг спохватывается.

Линский как про старого президента услышал, сразу Дымку гримасы строит — что-то объяснить срочно хочет. Но Дымок только морщится и отмахивается.

— Вы его в следующей партии товара увидите, господин генерал, — говорит в микрофон спокойненько. — Сами и спросите.

Тут все, кроме Дымка, зависли — и генерал, и я, и даже Линский.

Генерал от слов Дымка завис — не приспособлены его войсковые мозги к быстрой обработке нестандартных прерываний. Я — вообще уже что-то понимать перестал. А Линский не ожидал, что Дымок еще что-то понимает.

— Так договор в силе остается? — генерал наконец говорит очумело.

— Ждем вас, господин генерал, возле костра, — Дымок в микрофон ухмыляется.

Руки на штурвал кладет — и вниз стартует, пижон малолетний! Как ни в чем не бывало! Будто не гнался только что этот генерал за нами на трех боевых флаерах!

3. Воротнички верности

Пока мы вниз спускались, успел я Дымка малость попытать. Оказывается, наш Ангарск далеко не единственный крупный город на Земле, и даже не самый цивилизованный. Я об этом раньше как-то не задумывался. Готовился себе помаленьку на офицера внешнего периметра, и голову всякими глупостями не забивал — на фига оно надо? Есть цивилизованная жизнь на поверхности, нету жизни на поверхности… меня-то это каким боком?

А теперь вот припекло. Хотел подробнее расспросить, что да как — но не успел. Сели мы уже, не до разговоров стало.

Приземлились там же, откуда взлетали, возле догорающего костра. Рядом три их славянских флаера плюхаются. Глянул я на эти чудеса техники — и своим глазам не поверил. Все три флаера обшарпанные и побитые до неприличия. Если они и внутри такие, то я бы на таких флаерах летать не рискнул. Как же славянские генералы на них летают?

И тут я самих славян увидел.

— Дымок, — шепчу очумело, — ты уверен, что это военные под командованием генерала, а не бандиты, дорвавшиеся до боевых флаеров?

— К сожалению, Серж, одно другого не исключает, — Дымок говорит.

Плохо это, конечно, что мы к бандитам в руки попали. Но не совсем. Раз Дымок философствует, значит, нормально ситуацию оценивает — в смысле, могло быть и хуже.

А военные эти откровенно на бандитов смахивают. Косухи из плохо выделанной кожи, сапожки узкие со стальными носками, а на шеях — вообще цветные ожерелья в два пальца толщиной, словно дорогие ошейники.

Высыпали славяне из своих девяностых «Скатов», человек десять, станнеры выхватывают — и к нам. Хорошенькое начало мирных переговоров…

— Где наш андроид? — орут. — Что вы с нашей девочкой сделали?

Да ничего такого мы с ней не сделали. Протискиваюсь я на задние сиденья, открываю дверцу и выталкиваю их Евочку трехцентнеровую наружу. Ухнула она на гальку, словно бетонная плита — только каменная крошка в стороны брызнула.

Выходит вперед один славянин, с позолоченным ошейником и звездастыми погонами, прямо на косуху прикрученными. Это и есть их золотоворотничковый генерал Шутемков, что ли? Склоняется он над Евочкой, на перебитую шею глянул — и словно осунулся.

— Эй вы, нейтральные, так вас и так! — от души говорит. — Что вы с моей девочкой сделали, чтоб вас туда и вот оттуда?!

Еще лучше…

Славяне-то все свои станнеры на нас нацеливают — и еще не известно, какая в их иглах начинка. Сдается мне, что боевая. Ох, и влипли мы!

Кошусь на братишку — что дальше-то? Но Дымок пока не дергается. А пора бы! Ребята генерала уже с предохранителя свои станнеры снимают.

Но генерал к андроиду присмотрелся, погнутые стальные пруты пальцем поколупал — и вроде, полегчало ему.

— Черт с вами, нейтральные, — говорит хмуро. — Слава императору, ничего серьезного, только кабели порвались да стержни погнулись. Одного не пойму. Чем вы ее так отделали?

Показываю я ему свою руку. Наркотик боль притупил, но без слез смотреть на свою руку не могу — жалко! От пальцев до запястья ее словно через мясорубку пропустили…

— Эй! — генерал на меня орет. — Кончай мне свою руку совать, мундир испачкаешь! Я спрашиваю, чем вы ее так?

— Не ори, генерал, — говорю. — Я тебе показываю, чем.

Уставился он на меня, как рак на котелок с кипятком.

— Кончай прикалываться, паря! — говорит. — Не мог ты ее так рукой. У нее же стержни несущие в палец! Из сверхпрочной стали!

— Мне чего, — говорю, — повторить?

Сбавил генерал обороты.

— Допустим, — говорит спокойнее, даже улыбаться пытается. — Но как ты к ней подкрался? У нее же реакция в полтора раза лечше стандартной человеческой!