Опалённый мотылёк (СИ)

Меж ветками начинали сгущаться сумерки, окрашивая небо в лиловый, плавно перетекая в цвет расплавленного золота ближе к горизонту. Вечерняя прохлада обняла весь лес, укачивая его, а может наоборот — будя. Они сидели и пили травяной чай.

— Лунианна. — Обратилась сестра Абрахама к лунной фее.

— Что, Ария? — спросила она мелодичным голосом.

— Есть что-нибудь сладкое для детей? — фея задумалась, и, казалось, в ее глазах отразилось небо.

— Думаю, найду. — Сказала она с улыбкой. А Абрахам плавно потягивал ароматный чай, запоминая все черты сестры. Он вздрогнул от голоса, раздавшегося за спиной, в доли секунды оказался на ногах и обернулся в сторону раздавшегося голоса, в его руке был меч сумрака, он серебрился, и искры на нем танцевали замысловатый танец, а на рукояти был Алмаз.

— Так это кто? — перед Абрахамом стоял Эльф, закутанный в плащ, с утонченным лицом, заострёнными ушками. И он был из касты убийц.

— Успокойся, Нарин, это — мой старший брат. — На миг в ее глазах блеснули слезы. Только от наблюдательного Абрахама это не ускользнуло. Абрахам встал в пол-оборота к сестре, между Нарином и магом сумрака трещал воздух, от напряжения выбивая искры.

— Знаю. Вот только у меня с ним старые счеты. Я не прав, Абрахам? — спросил он опасным голосом. Маг ничего не ответил и оперся на меч, смотря спокойно ему в глаза, и его бесстрастный взгляд сбивал с толку.

— Вот только у мира теней свои счёта, и он очень не любит, когда обижают его детей. А Ария — ее ребенок, не смотря на то, что она идет по пути света. — Эльф нахмурился.

— Наши отношения с Арией тебя не касаются. А что насчет твоего предательства на поле боя? как ты объяснишь свой побег? — спросил он, явно не желая успокаиваться.

— Мальчики, не надо! —попросила Ария, боясь, что они поубивают друг друга. Максим и Лиля напряглись и встали недалеко от Абрахама, готовые к бою. Он бросил равнодушный взгляд на своих учеников и сказал бесстрастно:

— Присаживайтесь. Не вмешивайтесь, тем более, мы дали клятву, помните? — они кивнули.

— Нарушать ее нельзя. — Они отступили, смотря насторожено на двух дядек. Нарин потирал руки в предвкушение скорой победы, Абрахам чувствовал, как за его спиной насторожился мир теней, свернувшись коброй, готовый к броску. Все-таки не в его интересах разбрасывается своими детьми-слугами, которых мало. Все ждали, секунды тикали, предвещая бой.

Абрахам так и стоял без движения, обманчиво опираясь на меч и следя за каждым движением противника. Да, он тогда ушел с поля боя, но не по своей воле. Эти жертвы были нужны миру теней, чтобы вернуть Артефакт, принадлежавший миру, и задача Абрахама была этот Артефакт вынести без особых потерь для себя. Но Нарину это знать незачем, это — игра мира теней, и он в своем праве не говорить правду.

Они смотрели друг на друга, не мигая, а фея была напряжена, но поняла четко одно — Абрахам не нарушит клятву, данную миру теней. Да, в тот день погибло много и, в том числе, все родные Нарина, и поэтому он был так озлоблен и проклинал мага сумрака, на кого они ставили самую большую ставку, он должен был выпустить тварей сумрака, тогда бы государство Эльфов уцелело и не было в таком жалком состоянии как сейчас. Но он ушел своими тропами, ничего не сказав, и лишь ощущение, что с ним ушло что-то важное, не покидало всех, а потом начался бой тяжелый и очень кровопролитный, унося много жизней, не считаясь ни с полом, ни с возрастом. Война — ты страшна, но миру иногда встряска нужна. Вот только мир теней решил, что Артефакт Чаши Равновесия не должен достаться не тьме и не свету, он слишком опасен и выпускает древние силы, которые нарушат равновесие. Появление древних магов, находящихся в спячке, никому на пользу не пойдет.

Ария не знала, что делать, и шагнула к Нарину и, обняв его, сказала:

— Прошу тебя, не надо, любимый, оставь, я столько лет мечтала с ним увидеться. Я ведь почти была уверена, что он мертв, и легкий огонек надежды не давал мне в это поверить до конца. — Абрахам ощущал все ее эмоции. Их был целый букет: нежная любовь, страх и надежда, что все остановятся, еще какое-то горькое сожаление и страх за малыша, а еще между строк читалась какая-то боль, терзавшая ее и не дающая спокойно жить, и она ненавидела себя, считая, что она не достойна жить, и коварное чувство вины перед кем-то.

Она боялась за обоих, но ценой жизни готова была защищать брата, а Абрахам был готов защищать ее, но и проклинал связь, которой их наградил мир теней, когда чувствуешь другого человека как самого себя — такое ощущение, что он не один, и в эмоциях можно было потеряться, не определить где твои чувства, а где ее и Абрахама. приходилось прикладывать много сил, чтобы сохранить хладнокровие и бесстрастность.