Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Я делаю глоток кофе и снова смотрю на небо. Фиолетовые полосы стали темно-бордовыми. Еще одна-две птицы присоединились к пению, но утренняя песня все еще звучит не очень уверенно.

Нерисса написала мне, после того как я ушел с работы. Я ответил, скорее из вежливости и чувства долга, чем ради продолжения переписки, и каждый раз, получая письмо, я звонил Аарону, консультанту из отделения, чтобы рассказать ему, что она сказала мне. «Я чувствую себя так ужасно… Я хочу умереть». Что-то в этом роде.

Через несколько лет после «инцидента» с электросудорожной терапией, который к тому времени стал притчей по языцех, Нерисса снова написала мне, чтобы пригласить на рождественскую вечеринку в отделении.

– Итак, в письме ничего плохого, – сказал я Аарону. – Но как ты думаешь, стоит ли мне приходить?

– Было бы здорово увидеть тебя.

Я встретил его по дороге, и мы неловко обнялись. Это было похоже на наши объятия с моим папой… Нам потребовалось некоторое время, чтобы довести объятия до совершенства – немного похоже на работу по дереву, но у нас получилось. Папа сделал скамейку, на которой я сижу. Ему нравилось торчать в гараже и что-то мастерить. Хотел бы я что-нибудь сделать. В последний раз, когда я вез его домой из больницы, мы говорили о его смерти. Мы оба знали, что это вопрос нескольких дней. Чтобы подбодрить его, я сказал, что хочу новый стол для столовой. На некоторое время его глаза прояснились, и он спросил меня, какой стол мне нужен.

– Большой, папа, действительно большой обеденный стол. – А потом я вдруг выпалил: – Ты мной гордился?

– Да, – ответил он. А потом замолчал. – Бен, ты знаешь, какой стол тебе нужен?

– Да, – осторожно ответил я. – Маленький.

Я притормозил, и мы обняли друг друга в последний раз, прежде чем кончилась капельница с морфием. К тому времени мы уже хорошо умели обниматься.

Я пришел в отделение на рождественскую вечеринку и поздоровался со знакомыми медсестрами, но в основном там были новые лица.

– Это он? – спросил я и услышал шепот.

Я знал только двух пациентов. Некоторые поправились, их выписали, других перевели, один умер от сердечного приступа, а другой сидел в тюрьме.

– Угадай кто, – сказала Нерисса, подходя ко мне сзади и закрывая мне глаза руками.

Я повернулся, и мы обнялись. Это походило на встречу со старой подругой, и мне пришлось напомнить себе, что она вообще-то пациентка в нашем отделении. Мы взяли две банки кока-колы и нашли тихий уголок, чтобы посидеть вместе.

– Как ты? – спросила она.

– Это я хотел спросить! Я в порядке, спасибо. Как дела с книгой?

– На самом деле ничего особенного не делаю. Не могу сосредоточиться. Не могу взять себя в руки. – Она огляделась вокруг. – Но именно поэтому я здесь.

Ее голос звучал измученно. В нем появилась покорность, которой я раньше не слышал, усталость. Иногда она просто смотрела вдаль.

«Бен, скажи Аарону, чтобы он помог ей. Она сдалась. Она не поправится».

Она принимала два антидепрессанта, нейролептик, стабилизатор настроения и ходила к психотерапевту.

– Возможно, мне назначат еще один курс ЭСТ, но она помогает не так хорошо, как раньше. Дни тянутся бесконечно. Я не уверена, что смогу продолжать в том же духе, – призналась она и поймала мой взгляд. – Да, Аарон все об этом знает. Он держит меня на особом счету, когда все действительно плохо.

А потом кто-то сделал музыку погромче.

– Ничто не сравнится с тобой, – воскликнула она. – Мне всегда нравилась Шинейд О’Коннор.

Она встала, взяла мою руку и потащила меня, протестующего, в столовую, где все столы были сдвинуты в сторону.

– Я не танцую, – закричал я, но она ничего не хотела слушать.

Я поймал взгляд Аарона, ища его одобрения, и он улыбнулся нам.

– Все в порядке, – одними губами произнес он.

Она положила голову мне на грудь, и мы раскачивались взад-вперед, слушая одну из лучших песен всех времен. Когда музыка стихла, она спросила меня, стал ли я счастливее, чем раньше. Должно быть, я выглядел удивленным.

– Одна из медсестер сказала, что у тебя были проблемы.

– Да, – ответил я. – Сейчас я в порядке, спасибо.

Она внимательно посмотрела на меня – точно как мама.

Я делаю последний глоток кофе, ощущаю вкус горькой гущи и вытягиваю руку по спинке скамейки. С годами дерево стало гладким; папа обычно сидел на том же месте. Небо меняет цвета от малинового к красному с желтыми прожилками.

– Могу я присоединиться к тебе? – спрашивает Либби, стоя у входной двери.

Я улыбаюсь и киваю, и она садится и прислоняется ко мне спиной.

– Я проснулась, а тебя нет. Я подумала, сегодня день тоски зеленой?

Первые лучи света только-только пробиваются сквозь дымовые трубы дома перед нами.

– Нет, на самом деле я счастлив.

Либби поворачивается, наклоняется ко мне и целует меня.

– Ты знаешь, что сегодня день рождения твоей матери?

Я киваю.

– Сделаешь еще кофе? – спрашиваю я.

– С удовольствием. Я смотрю, как она идет назад и толкает дверь.

Нерисса поцеловала меня в щеку и сказала, что возвращается в свою комнату.

– Я устала, – объяснила она. – Я так выматываюсь.

Я смотрел, как она уходит, и видел, как за ней закрывается дверь.