– Доктор, есть объективные доказательства употребления наркотиков или нет?
– Нет…
Но когда кто-то принимает внутримышечные лекарства и шесть медсестер удерживают его у бильярдного стола, а затем переносят в одиночную палату, а вашего заместителя – заведующего отделением только что забрали в больницу, анализ мочи на наркотики – это не самое первое, о чем вы думаете.
– Нет, теста на наркотики не проводилось, – вынудил он меня признать, как упрямого десятилетнего ребенка, которого снова заставляют извиняться за то, что он разбил окно соседа мячом для гольфа.
«Извините, мистер и миссис Блэкуэлл. Наверное, сейчас самый подходящий момент признаться, что еще я и ваши яблоки украл».
– Доктор Кейв, возможно, вы могли бы сообщить суду, когда у моего клиента в последний раз были какие-либо психотические симптомы?
Я отмотал назад и, признаюсь, мне было трудно вспомнить, когда в последний раз этот парень проявлял явную паранойю или страдал галлюцинациями. Расстройство мышления никогда не было характерной чертой его болезни. Он принимал максимальную дозу нейролептиков, почти в два раза превышающую норму, и, справедливости ради, вероятно, именно характер пациента удерживал его в больнице в этот момент.
– На прошлой неделе он был сильно расторможен, и если мы исключим возможность незаконного употребления наркотиков, тогда мы должны рассмотреть возможность рецидива психического заболевания, – рискнул я.
Я чувствовал себя боксером, решившимся на ответный удар.
Адвокат выглядел так, словно только что выпил бокал перебродившего вина. Я думаю, что именно тогда мы по-настоящему начали выяснять отношения друг с другом – пьяная драка в баре, точнее, в зале суда – перчатки сняты.
– Доктор, согласны ли вы с тем, что отделения средней защищенности – это крайне ненормальные места для длительного проживания пациентов?
– Да, – нерешительно ответил я, гадая, куда он собирается нанести следующий удар.
– Вероятно ли, что мой клиент просто выражал свое несогласие с неоправданным содержанием в больнице, в месте, которое вы сами считаете патологической средой?
Он дрочил на бильярдном столе.
– Нет, – сказал я сквозь стиснутые зубы, – я не думаю, что это объясняет его поведение. Это все равно что сказать, что заключенного нужно освободить, потому что он яростно протестует против пребывания в тюрьме.
Ха! Адвокату не понравился удар слева, который я только что нанес.
Но адвокаты готовятся к подобным мероприятиям, и лучше не слишком на них давить. Он сделал ложный выпад влево…
– Возможно, вы согласитесь, доктор, что человек имеет право впасть в отчаяние, если его несправедливо задержат в больнице?
…ага, а потом принялся воздействовать на меня с помощью комбинации ударов.
– Возвращаясь к вашему диагнозу, доктор…
В этот момент просто сообразительные адвокаты достают книгу по диагностике и используют контрольный список, чтобы попытаться сказать, что критерии не сформулированы соответствующим образом, но этот защитник был очень сообразительным и собирался нанести нокаутирующий удар.
– Возможно ли, что ваш диагноз неверен?
Хэк! И он нанес мне удар сбоку по голове. Я не предвидел такого.
Кейв снова на крючке.
На данный момент у свидетеля есть выбор. Либо он говорит «да», диагноз может быть неправильным, и тогда ему будут тыкать этим до конца слушания, либо скажет «нет» и будет выглядеть как высокомерный придурок, у которого нет никакой способности здраво размышлять о вещах.
Тут нужно проявить благоразумие.
И то и другое – выбор так себе… Поэтому ты пытаешься придерживаться среднего пути, который подразумевает, что любой хороший врач может заниматься самоанализом и поставить правильный диагноз, тихо и уверенно.
…Шесть, семь. Судья смотрит на меня, ожидая ответа.
– Я рассмотрел все возможности, но состояние пациента соответствует критериям параноидной шизофрении, и у него ранее наблюдалось антисоциальное расстройство личности. Я думаю, это объясняет изменение характера его преступной истории.
Кажется, сработало. Адвокат дал задний ход и начал «танцевать» вокруг, как Мухаммед Али на ринге.
– Вы принимаете буддийскую практику моего клиента?
Жалит как пчела.
Этот момент несколько изумил меня, и я хотел сказать, что вообще-то буддийская практика (ну, в моем, явно узком, культурном кругозоре) обычно не предусматривает самодельное оружие, стимулирующие наркотики, публичную мастурбацию и нападение на медперсонал.
Но на самом деле я сказал следующее:
– Мы стараемся уважать все религиозные убеждения и любую практику.
Да, это был суд, и мне ничего не оставалось, как скрестить пальцы внутри моих воображаемых боксерских перчаток, потому что комната для молитв – я это прекрасно знал – использовалась для хранения одежды, которую украл один наш пациент и которую мы должны были вернуть обратно.
– Доктор, что вы думаете предпринять в случае, если комиссия решит освободить моего клиента?
– Вряд ли мы можем планировать развитие событий, которое я не поддерживаю. Но, скорее всего, пациент покинет отделение, примет большое количество стимулирующих препаратов и к утру окажется под стражей в полиции.