Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

Большинство заботливых врачей, без сомнения, подумали бы о тяжелом положении пациента в этот момент. Многие сделали бы что-нибудь умное, что-нибудь, чтобы взять ситуацию под контроль и, безусловно, проявили бы героизм.

Но я потерпел неудачу на всех фронтах, и мне грустно сообщать об этом. Я словно застыл, отстранился от реальности и потерялся в воспоминаниях о человеке, извергавшем свою теплую кровь мне на спину.

В обычной ситуации я бы, вероятно, потребовал бинты и попытался бы остановить поток крови из его рта. Но, увидев, как именно это все произошло, я точно знал, что мои пальцы не должны приближаться ко рту Ланго, по крайней мере до тех пор, пока он в сознании.

Все, что я мог сделать, – это смотреть на лужу крови и подсчитывать, сколько времени пройдет, пока она расползется прямо до моего ботинка. В конце концов мне удалось оторвать взгляд от багрового цунами и поднять голову к смотровому люку.

– Ему понадобится скорая помощь с мигалками.

Я увидел, как люди на той стороне кивнули, и, пока они делали соответствующие приготовления, я покинул розово-красную комнату и позвонил в ближайшую больницу, способную справиться с такой чрезвычайной ситуацией. Я нашел одну клинику с дежурным лор-хирургом. Наконец нас соединили напрямую, и он стал читать мне лекцию о невозможности того, о чем я ему рассказывал. Я внимательно слушал, и каждый раз, когда мне хотелось кивнуть, я сосредоточивался на содержимом пластикового пакета, лежащего передо мной.

Некоторые из моих более просвещенных друзей говорили, что моя ментальная отстраненность была защитным механизмом.

Они ошибаются.

Правда в том, что на самый краткий миг я почувствовал, что кровь действительно попадает на мои ботинки, и это было единственное, о чем я мог думать. Кровь пока не коснулась меня, и я хотел, чтобы этого ни за что не произошло. Мои друзья не знали о ярких образах «Желтого человека», которые я храню в своей памяти.

Кровь не должна была снова попасть на меня. Пожалуйста, только не это.

Я вернулся к комнате, как только Ланго отправили в больницу в сопровождении большого количества полицейских и тюремных служащих.

Некоторые из свидетелей произошедшего засыпали меня вопросами.

– Вы не переведете его, док?

– Я не знаю. Мне так и не удалось с ним толком поговорить.

– Ему нужно поехать в Брэмворт, вот туда. Он из Апминстера.

– Из Апминстера? – Я нахмурился.

– Из Апминстера. Конец окружной черты.

– Я не понимаю, где это.

Тюремный надзиратель рассмеялся про себя и обнял меня за плечи.

– Это около Баркинга.

Как ни странно, он был прав. Ланго отправился в Брэмворт и сейчас все еще там.

Я увидел, как вошла медсестра с большим рулоном синих бумажных полотенец. Я тоже надел перчатки, вошел вместе с ней в комнату и опустился на колени рядом с лужей свернувшейся крови. Мне необходимо было что-то сделать. Нужно было все убрать.

Это событие нужно было вычеркнуть из памяти.

Голоса в моей голове

Когда я слышу о людях, которые совершали ужасные поступки, я чувствую себя морально оскорбленным.

Когда разговариваю с теми же самыми людьми, я обычно могу объяснить, что они сделали это из-за болезни, наркотиков или определенных черт личности.

Я СОЧУВСТВУЮ БОЛЬНЫМ, ОБЕСПОКОЕН ТЕМ, КАК ОБЩЕСТВО СПРАВЛЯЕТСЯ С МАССОВЫМ УПОТРЕБЛЕНИЕМ НАРКОТИКОВ, И ЗЛЮСЬ НА ЛЮДЕЙ С СИЛЬНЫМИ ОТКЛОНЕНИЯМИ.

Не уверен, что это логично или научно обоснованно, но мой ответ – типично человеческий, и я думаю, что большинство думает так же.

У большинства психопатов, которых я встречал, было очень трудное детство. Поэтому, познакомившись с Робертом, учитывая, что в то время он мелькал на первых полосах новостей, я ожидал, что столкнусь с хищным психопатом, который в прошлом сам подвергался насилию. Я бы, конечно, чувствовал некоторый уровень морального возмущения, но оно было бы смягчено его ужасным жизненным опытом. Чего я не ожидал, так это того, что наша встреча будет преждевременно прервана. Это был единственный раз, когда мне хотелось убить своего пациента.

Роберт сидел в камере напротив моего кабинета. Именно этот человек тогда смотрел на меня, когда я только начал работать в Кэмпсмуре.

Он находился под стражей почти год и только что был осужден за серию насильственных и сексуальных преступлений в отношении пожилых мужчин и женщин. Он отказался отвечать на вопросы во время допросов в полиции и отказался давать показания в свою защиту. Доказательства его вины, полученные на основе анализа ДНК, были неопровержимы, но никто не понимал, почему он совершил эти преступления. Судья решил отложить вынесение приговора и запросил психиатрическое заключение. Моя работа состояла в том, чтобы предоставить суду хоть какое-то объяснение его действий и определить, был ли он психически нездоров. Когда я описывал ему, кто я и какова моя роль в его судьбе, он слушал, и было видно, что хотел поговорить со мной. Как оказалось, с огромным удовольствием.