Эйприл Лу-у-узер, так я ее называла, и Ребека неизменно хихикала. Поначалу она решительно бросила Эйприл, точно вредную привычку, каковой та и являлась, но по мере приближения вечеринки Ребеку одолели сомнения. Эйприл присутствовала на каждом ее дне рождения. Даже на самом первом, когда Ребека была еще слишком мала, чтобы высказываться по поводу списка приглашенных. Они с Эйприл ходили в одну подготовительную школу, их мамы дружили.
— Гэвина не интересуют девочки, которые водятся с Эйприл, — предупредила я, и Ребека сразу заткнулась.
Она мечтала получить в день рождения поцелуй Гэвина Бейкера. Раньше она ни с кем не целовалась и хотела, чтобы Гэвин стал первым. Я обещала помочь. Даже когда на вечеринку заявилась Эйприл. (Ребека отвела меня в сторону и призналась, что просто не смогла ее не пригласить. Я ответила, что все равно сдержу слово.)
Диван в гостиной родителей Ребеки был старинный, с антикварной цветочной обивкой, и жутко неудобный. Я демонстративно сползла на пол.
— Давайте сыграем в «легкий как перышко», — предложила я, похлопывая рукой по полу.
У Ребеки загорелись глаза. Я заранее предупредила ее, что игры являются частью моего плана, который приведет к поцелую Гэвина. Начнем с «легкий как перышко», а потом перейдем к играм поинтереснее, вроде «бутылочки» и «семь минут на небесах».
Большинство ребят и даже пара девчонок не слышали об игре «легкий как перышко, твердый как сталь», так что я объяснила им правила, точь-в-точь как маме Агнес:
— Одна девочка ложится в центре комнаты, а все остальные встают вокруг. Мы подсовываем под нее руки и начинаем повторять: «Легкая как перышко, твердая как сталь. Легкая как перышко, твердая как сталь».
— То есть мы ее просто поднимем? — уточнил Гэвин. Я закатила глаза. У Ребеки даже сказочный принц был тупицей.
— Увидишь, — загадочно ответила я.
Я настояла, чтобы именинница попробовала первой. Мы отодвинули кофейный столик и окружили Ребеку. Немного похихикали над тем, где встанут мальчики: ведь если выбрать правильное (или неправильное) место, они могут использовать игру как повод ущипнуть Ребеку за попу или пощупать ей грудь. Я заметила, что Гэвин даже не попытался занять выигрышную позицию.
«Ребека с одной „к“». Как главный знаток правил, я встала у нее в головах и подсунула пальцы ей под плечи с обеих сторон от шеи.
Когда Ребека рухнула, ее прямые как палки каштановые волосы разметались по полу. Она приземлилась мне под ноги с мягким шлепком, совершенно не похожим на резкий хруст, с которым упала Агнес. Ведь под Ребекой был ковер, толстый и пушистый, наверное даже мягче матраса, на котором я сейчас лежу.
Некоторые девочки все равно вскрикнули. Мальчишки сгрудились вокруг, чтобы помочь ей встать.
— Расступитесь, дайте ей вздохнуть! — закричала я.
Ребека перевернулась на бок. Я склонилась рядом и положила ей руку на плечо:
— Ты не ушиблась?
Ребека моргнула. Лицо у нее стало пунцовым, а в глазах стояли слезы.
Я помогла ей встать, за руку отвела в ванную и закрыла за нами дверь. Вытирая Ребеке слезы, я понимала, что она плачет не от боли: говорю же, ковер был мягкий. Нет, Ребека плакала из-за того, что праздник бесповоротно испорчен, и хоть я уверяла ее, что все будет хорошо, мы обе знали: Гэвин ни за что не поцелует зареванную дурочку с шишкой на голове и потекшей тушью. В дверь постучала Эйприл и предложила поправить Ребеке макияж, но Ребека крикнула: «Нет!» — она хотела, чтобы ей помогла я.
— Не надо было мне ее приглашать, — злобно прошептала мне Ребека.
Когда мы вышли к остальным, никому уже не хотелось играть. Гэвин обнял меня одной рукой.
— Несчастный случай, — сказал он. — Ты не виновата.
Я на секунду прильнула к нему, а потом сразу отошла. Ребека с тоской глядела на Гэвина, но глаза у нее до сих пор были на мокром месте, щеки пошли красными пятнами, а к губе прилип кусочек туалетной бумаги, в которую она сморкалась.
— Бек у нас крепкий орешек, — добавил Гэвин со смехом, постучав себе по лбу костяшками пальцев.
— Ребека, — поправила я, хотя подозревала, что она не возражала бы против данного ей Гэвином прозвища.
Я тогда осталась у Ребеки на ночь. Закрывая глаза, я видела, как ее длинные волосы рассыпаются по полу. Ее слезы еще жгли мне кончики пальцев. Дыхание Ребеки в спальнике рядом со мной было ровным и спокойным, как сейчас у Люси на другой половине палаты.
Я не виновата.
Несчастный случай.
— Я измеряла комнату, — говорю я на следующее утро после завтрака.
Люси понимает взгляд от утки:
— Что?
— Вчера, когда мы вернулись с обеда, я ходила по комнате, и ты еще спросила, что я делаю, помнишь?
Люси пожимает плечами:
— Ну да.
— Я считала шаги, чтобы проверить, осталась ли палата такого же размера, как перед уходом.
Люси склоняет голову набок, будто совершенно нормально предполагать, что комната могла поменять размер.
— И как?
Я киваю:
— Все по-прежнему. Но мне она показалась меньше.
— Оптическая иллюзия. Ты к ней привыкла, пока тебя не повели вниз.
Мне не нравятся ее слова. Не хочу здесь ни к чему привыкать.