Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Любому победителю состязания по подбрасыванию монеты будет соблазнительно счесть, что он наделен волшебной силой, в особенности если он незнаком с другими игроками. Предположим, вы собрались организовать турнир по подбрасыванию монеты, в котором будет десять раундов и ни один из 1024 участников которого не будет понимать, что участвует в состязании. Каждому из них вы говорите: «Прими поздравления, друг мой! Я Мефистофель, и я наделю тебя великой силой. С моей помощью ты, десять раз кряду подбросив монету, победишь десять раз подряд!» – а затем организуете своим простофилям встречи, сводя по одной паре за раз, до тех пор пока у вас не будет победителя. (Вы никогда не позволяете соперникам обсуждать свою связь с вами и прощаетесь с 1023 проигравшими, sotto voce насмехаясь над доверчивостью того, кто мог поверить, будто вы – Мефистофель!) У победителя – а без него не обойдется – несомненно, будет доказательство своей Избранности, но если он в него поверит, то это будет просто иллюзией того, что можно было бы назвать ретроспективной близорукостью. Победитель не понимает, как все было подстроено таким образом, чтобы кто-то да победил, и лишь по случайности он и есть этот кто-то.

Но если бы Вселенная была устроена так, чтобы в ней со временем испытывалось бесконечное количество различных «физических законов», то, будь мы склонны полагать, будто законы природы были созданы нарочно для нас, мы столкнулись бы с тем же соблазном. Это довод не в пользу того, что Вселенная является или должна быть устроена таким образом, но в пользу более скромного вывода, что никакое качество наблюдаемых «законов природы» не является неуязвимым для этой альтернативной дефляционной интерпретации.

Стоит сформулировать эти все более спекулятивные и утонченные дарвинистские гипотезы, и они – как это характерно для дарвинизма – начинают приводить к постепенному упрощению стоящей перед ними объяснительной задачи. Все, что сейчас остается объяснить, это несомненная и очевидная элегантность или поразительность наблюдаемых физических законов. Если вы сомневаетесь, что гипотеза о бесконечности различных вселенных может объяснить эту элегантность, вам стоит задуматься, что она имеет по меньшей мере столько же оснований оказаться не вызывающим дальнейших вопросов объяснением, что и любая традиционная альтернатива; к тому моменту, как Бог оказывается настолько обезличенным, что представляется уже неким абстрактным и вневременным принципом красоты или блага, сложно понять, как существование Бога может что-нибудь объяснить. Что может подтвердить это «объяснение», что не было бы уже дано в описании удивительного явления, которое следовало объяснить?

Дарвин начинает атаку на Лестницу творения с середины: Дайте мне Порядок и время – и я объясню Замысел. Теперь мы увидели, как просачивается вниз по ступеням универсальная кислота: если мы дадим последователям Дарвина Хаос (в старомодном смысле совершенно бессмысленной случайности) и вечность, они объяснят Порядок – тот самый Порядок, который нужен для объяснения Замысла. Нуждается ли в свою очередь в объяснении полный Хаос? Что осталось объяснить? Некоторые полагают, что осталось еще одно «почему»: почему существует что-то, а не ничто? Мнения по вопросу о том, является ли этот вопрос сколько-нибудь разумным, различаются235. Если он разумен, то ответ «Потому что существует Бог», вероятно, не хуже прочих, но взгляните-ка на его соперника: «А почему бы и нет?»

4. Вечное возвращение – жизнь, лишенная оснований?

Наука прекрасно разрушает метафизические ответы, но не может предложить им замену. Наука разрушает фундамент, но ничем не заполняет пустоту. Хотим мы того или нет, наука вынуждает нас жить без оснований. Читатели Ницше были шокированы, но сейчас его слова – общее место; на данном этапе своей истории, конца которому не видно, приходится философствовать без «оснований».

Хилари Патнэм

236