Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Какие животные являются попперовскими, а какие – всего лишь скиннеровскими созданиями? Излюбленными объектами экспериментов Скиннера были голуби, и он со своими последователями разработал в высшей степени изощренную технологию оперантного обусловливания, заставляя голубей демонстрировать весьма странные и сложные приобретенные навыки. Общеизвестно, что последователям Скиннера так и не удалось доказать, что голуби не являются попперовскими созданиями, и исследования множества различных видов – от осьминогов и рыб до млекопитающих – дают веские основания полагать, что если и существуют чисто скиннеровские существа, способные лишь к бездумному обучению методом проб и ошибок, то искать их следует среди простых беспозвоночных. Морская улитка Aplysia более или менее заменила голубя в качестве основного объекта внимания тех, кто изучает механизмы простого обусловливания. (Исследователи без колебаний и споров ранжируют виды по степени развитости интеллекта. Это не означает ни близорукой приверженности концепции Великой цепи бытия, ни ничем не оправданных предположений о восхождении по лестнице прогресса. Такая категоризация основана на объективном измерении когнитивных способностей. Например, осьминог поразительно умен – мы даже не узнали бы этого удивительного факта, если бы не существовало методов измерения разумности, независимых от филогенетического шовинизма.)

Итак, от других видов нас отличает не то, что мы – попперовские создания. Вовсе нет; млекопитающие, птицы, рептилии и рыбы демонстрируют способность использовать полученную из окружающей среды информацию для того, чтобы рассортировать возможные варианты поведения прежде, чем начать действовать. Теперь мы достигли того этажа Башни, на который я хочу опереться. Что случается после того, как мы добрались до попперовских созданий – созданий, чей мозг может формировать внутреннее окружение, способное совершать предварительный отбор? Как этот мозг усваивает новую информацию о внешнем окружении? В этот момент принятые ранее конструкторские решения возвращаются, чтобы преследовать – чтобы ограничивать – конструктора. В частности, уже сделанный эволюцией выбор между стратегиями необходимого знания и командной работы накладывает серьезные ограничения на возможные варианты усовершенствования замысла. Если для того, чтобы справиться с какой-то проблемой управления, проект мозга конкретного вида уже предусматривает следование принципу необходимого знания, в существующие структуры можно с легкостью внести лишь незначительные изменения (можно сказать, осуществить тонкую настройку), так что единственной надеждой на серьезный пересмотр внутреннего окружения из‐за новых проблем, новых важных характеристик внешнего окружения, – будет скрыть старую прошивку под новым слоем упреждающего контроля652. Именно эти более высокие уровни контроля обладают способностью существенно увеличить гибкость системы. И, в частности, именно на этих уровнях нам следует выяснять, какую роль язык (когда тот, наконец, выходит на сцену) сыграл в превращении нашего мозга в виртуозный механизм предварительного отбора.

Мы тоже довольно бездумно совершаем известное количество неосознанных действий, но в наших поступках, воздействующих на мир, зачастую проявляется невероятная изобретательность; мы разрабатываем до мелочей продуманные проекты под влиянием огромных библиотек информации об окружающем мире. Инстинктивные действия, которые мы совершаем так же, как и другие виды, показывают, какие выгоды мы получили благодаря нелегким изысканиям наших предков. Имитационное поведение, свойственное как нам, так и некоторым высшим животным, может показать, в чем польза информации, собранной не только нашими предками, но и нашими социальными группами на протяжении поколений, и переданной негенетическим путем – посредством «традиции» подражания. Но наши более сознательно спланированные действия показывают преимущества информации, собранной и переданной нашими собратьями по виду, принадлежащими к каждой культуре, более того, включающей единицы информации, которые не воплощает и не понимает (в любом смысле слова) ни один отдельный индивид. И хотя некоторая подобная информация может быть достаточно древнего происхождения, по большей части она совершенно новая. Сравнивая временны´е шкалы генетической и культурной эволюции, полезно помнить, что сегодня мы – любой из нас – легко можем понять множество идей, о которых просто не могли помыслить гении, бывшие современниками наших дедов и бабок!