Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

«Давным-давно, – говорил он, – морали вовсе не было». Была жизнь; были люди, и у них даже был язык, а значит, и мемы (допустим третий анахронизм). Можно предположить, что у них были слова – а значит, мемы – для хорошего и дурного, но не этические понятия блага и зла. «Понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имели здесь места». Итак, хотя люди и отличали хорошее копье от плохого копья, хороший обед от плохого обеда, хорошего охотника (эксперта по добыче хороших обедов) от плохого (распугивающего всю добычу), у них не было понятия хорошего или справедливого человека, человека нравственного, или благого, нравственного поступка – и их противоположностей, злодеев и пороков. Они могли понимать, что одни люди опаснее других, что они лучше сражаются или являются более желанными сексуальными партнерами, но дальше этого дело не шло. Понятий правильного и неправильного не было, ибо они «есть качества людей, живущих в обществе, а не в одиночестве». Гоббс называет этот период доисторической эпохи развития человечества «естественным состоянием», ибо оно во многих существенных отношениях напоминает положение других животных, в котором те вплоть до сего дня пребывают в дикой природе. В естественном состоянии «нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда… [нет] ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна».

И вот в один прекрасный день возникает мутация. Однажды во время очередного конфликта, ничем не отличающегося от всех, случившихся до него, произошло нечто новое. Вместо того чтобы продолжать до того момента повсеместную близорукую и эгоистичную политику взаимного вероломства и недоверия, этим конкретным везучим соперникам пришла в голову новая идея: взаимовыгодное сотрудничество. Они заключили «общественный договор». Если раньше существовали семьи, стада или племена, то это был момент рождения нового вида группы – общества. Так родилась цивилизация. Дальнейшее, как говорится, история.

Как понравился бы Гоббсу рассказ Линн Маргулис о революции эукариот и о создании многоклеточной жизни! Там, где прежде не было ничего кроме скучных прокариот, дрейфующих по волнам своих беспросветных, тупых и кратковременных жизней, теперь могли существовать многоклеточные организмы, которые, благодаря распределению труда между группами специализированных клеток, были способны трудиться (в частности, осуществлять кислородный обмен веществ) и заниматься ремеслами (восприятие и передвижение на больших дистанциях, иммунный ответ и т. д.). И со временем их потомки создали очень своеобразные многоклеточные общества, известные как «люди», способные создавать письменную культуру (или репрезентации), артефактами которой они бросились беспорядочно обмениваться; благодаря этому стала возможной вторая революция.

Как восхитился бы Гоббс рассказом Ричарда Докинза о рождении мемов и тем самым создании личностей, которые были не просто механизмами жизнеобеспечения генов! Эти истории, сочиненные много позже его рассказа, повествуют о важных стадиях эволюции, предшествовавших той, которую он решил описать: переходе от лишенных представления о нравственности личностей к гражданам. Он верно понял, что это – важная стадия истории жизни на нашей планете, и рассказал, как только смог, историю об условиях, при которых этот шаг мог быть осуществлен и, будучи осуществленным, оказаться эволюционно неизбежным (используем еще один анахронизм). Хотя то была не сальтация, а всего лишь крошечный шаг, его последствия были судьбоносными, ибо он и в самом деле знаменовал рождение многообещающего чудовища.