Опасная игра

В предоперационной Еремеев царапнул руку о шплинт каталочного колеса и попросил у врачей кусок пластыря. Из-за стеклянной двери высунулся хирург в зеленом халате и стерильной маске, молча кивнул на стенной шкафчик. Еремеев оторвал сантиметров десять и замотал запястье. В костедробильне он спросил у Наиля, не знает ли тот плана кухни.

— Без понятия. Ни разу не был. Знаю только, что мужик готовит.

— Он ночует там?

— Хрен его знает. Вроде вольнонаемный. Должен домой уходить… Может, не стоит все это, а? Отсюда не сбежишь. А так, глядишь, тебя в хирурги возьмут, меня на шампиньоны бросят? Тут долго не задерживаются…

— Ладно. Вечером потолкуем.

Вечером после ужина Еремеев сам сложил пустую посуду на поднос, задвинул его в элеватор и нажал пусковую кнопку. Затем заглянул в шахту. В тот момент, когда наверху открылся люк, сноп света тускло осветил бетонную трубу квадратного сечения. Еремеев мгновенно прикинул высоту — метра четыре.

— Интересуешься? — недобро хмыкнул Максим. — Тут многие интересовались…

— Слушай, дед, — вскинулся Еремеев. — Ты смерти ждешь? Хочешь я тебе легкую-прелегкую кончину устрою?

— Не трожь его, — вступился Наиль. — Он и так от рака сдохнет.

Максим молча завалился на койку и повернулся к ним спиной.

Выждав, когда по его понятиям наступила глухая заполночь, Еремеев, благо свет на ночь не гасился, слез на пол и достал из тумбочки деревянную полку, облюбованную еще с обеда. Она была чуть шире подноса, но прекрасно вошла в элеватор. Наиль с интересом следил за его приготовлениями. Максим храпел.

Достав из кармана «листик», Еремеев прикрепил мину лейкопластырем к крышке трехногого табурета, затем осторожно просунул его в створки элеватора и поставил на тумбочную полку так, чтобы «листик» уткнулся в середину верхнего люка. Хватит ли сорока граммов взрывчатки? Вот что сейчас волновало его больше всего на свете.

— Помоги! — позвал он Наиля.

Вдвоем они перевернули обеденный стол и придавили столешницей створки элеватора. Стол же прижали подтащенной двухярусной койкой. Перекрестившись, Еремеев ткнул пусковую кнопку. Табурет с миной медленно поехал вверх.

— Открой рот! — предупредил он парня. — И закрой уши.

И вовремя… грохнуло так, что койка и стол отлетели к двери и враз погасли лампы дневного света, просыпавшись вниз стеклянным дождем.

Вытащив из элеватора обломки искореженной табуретки, Еремеев с трудом протиснулся в бетонный ход. Хотя в шахте стояла кромешная тьма, но по тому как потянуло сквозняком, он понял — взрыв сделал свое дело.

— Бери второй табурет и лезь сюда! — приказал он Наилю. Сам же поджал ноги, расклинившись в трубе спиной и коленями — точь в точь как во вчерашнем сне. Почувствовав под стопами опору, поднялся еще выше, подлез вверх сколь смог и снова завис в элеваторе, подтянув ноги. Кряхтя и матерясь, Наиль втиснулся меж створок, сел, подняв на вытянутых руках табурет, а вместе с ним и Еремеева. Глаза слегка привыкли к темноте и различали темный прямоугольник распахнутого лаза.

— Наиль, голубчик, я подлезу еще немного, соберусь. Попробуй встать в полный рост!

После отчаянной возни и акробатических ухищрений рослому парню удалось, наконец, выпрямиться, табурет резко пошел вверх, и Еремеев почти по грудь высунулся из проема сорванного люка. Отдышавшись, он изо всех сил рванулся и… застрял… Верхний люк оказался уже нижнего. Не хватало каких-то миллиметров. Наиль устало опустил его вниз.

— Потерпи чуток. Я сейчас… — Еремеев высвободился из комбинезона по пояс, собрал смазку с обрывка роликовой цепи, растер ее по плечам и попросил повторить подъем. На этот раз, сдирая кожу о железную раму и выдохнув из груди весь воздух, он пролез в «игольное ушко». Огляделся. Кухня: электропечь, полки, разделочный стол. То, чего искал глаз — не было… Тогда он стащил с себя комбинезон, скрутил в жгут и сунул в шахту. Наиль взобрался по нему, как по канату, но с первой же попытки взять проем, понял всю безнадежность предприятия.

— Мне хана…

— Наиль, дорогой, давай еще разочек! Я на себя рвану…

— Не пролезу. Жрал много. Шибко толстый стал.

— Тогда слушай меня внимательно. Задрай дверь изнутри, задвинь нижний проем столом, расклинь его койками и держись. Я сегодня пол-Москвы на ноги подниму. Выручим! Ты меня понял?

— Да.

— Спасибо, друг. До встречи!

— Прощай… — глухо донеслось из адовой отдушины.

Еремеев вытащил комбинезон, но одеваться не стал. За окном у забора сердито взрыкивала овчарка. Правда это или байка, слышал он, что собаки не кусают голых людей. Теперь предстояло проверить легенду на собственной шкуре. И как можно быстрее, потому что в белом — хозяйском — коттедже одно за другим зажигались окна.