— Сидеть смирно! — напутствовал его на прощанье Еремеев. Никто к ним не вышел, хотя в окнах горел свет. Правое — парадное — крыльцо манило полуоткрытыми дверями с подсвеченным витражом. Туда и направились, сжимая в карманах пистолеты. Они вошли в тамбур бесшумно — ноги приятно пружинили по ворсу пластикового — под газонную траву — паласа. Еремеев решительно нажал бронзовую ручку в виде орлиной лапы, сжимающей яйцо. И в ту же секунду под ногами что-то щелкнуло, полик тамбура раскрылся, и оба непрошеных визитера улетели в темень бетонного подпола. Падали не долго, но больно, хорошо что дно ловушки было выстлано губчатой резиной. Створки над головой сомкнулись.
Еремеев не успел осознать ужас своего положения, как стальная решетка, наехавшая откуда-то сбоку, крепко придавила его И Артамоныча к сырой кирпичной стене. Нечего было и думать, чтобы вытащить из кармана оружие.
Вспыхнул свет.
— Так-а-ак… Кто это к нам пожаловал? — услышал Еремеев знакомый голос. Леонкавалло стоял перед решеткой, внимательно изучая добычу.
— В ярославскую тюрягу залетели гулюшки, — пропел он на частушечный мотив. — Залететь-то, залетели, а оттуда — фуюшки! С прибытием вас, господин следователь! Не ушиблись?! Приношу извинения от имени хозяина дома, но принять он вас сегодня не сможет…
— Отчего же, отчего же… — За спиной Леонкавалло появился невысокий худощавый старик в черном кожаном пиджаке при белой сорочке.
— Опять вы без бронежилета, Герман Бариевич?! — пожурил его телохранитель. — Ведь у них еще не изъято оружие.
Он просунул руку в ячейку решетки и без труда вытащил из карманов пленников пистолеты.
— О! Мой! Вернулся, голубчик, — поцеловал он свой «браунинг». — А я уж думал с концами.
— Ну, теперь проводи гостей в кабинет, — распорядился Гербарий. — Я надеюсь, они расскажут о цели своего необъявленного визита… А впрочем, начнем, пожалуй, с господина Еремеева. Вы не против, Олег Орестович? Кстати, какое чудненькое у вас отчество для следователя ФСК, простите, МУРа, так и хочется произносить Арестович.
Решетка отъехала, и Еремеев смог вздохнуть полной грудью. Леонкавалло отконвоировал его по узкой лестнице вверх следом за хозяином дома. Они поднялись в полуосвещенный кабинет, черный, как фотолаборатория, отчасти и напоминавший лабораторию, но не фотографическую, а биологическую: микроскоп на столе, какие-то склянки… Бросился в глаза череп-пепельница. Чье несчастное вместилище мозга наполняется теперь сигаретным пеплом и окурками? И кто будет стряхивать сгоревший табак в его, еремеевскую, черепушку? Уж, конечно же, Леонкавалло не откажет себе в удовольствии поставить новую пепельницу где-нибудь в своем сортире…
Самым примечательным в кабинете было то, что окна в нем заменяли два больших экрана плоских японских телевизоров. На одном из них беззвучно бежала панорама соснового бора, словно в окне мчавшегося вагона, в другом мелькали крылья чаек, мачты яхт, вскидывались пенистые волны с рокочущим стереошумом прибоя, как будто эта сторона кабинета и в самом деле выходила на море.
— Садитесь. Чай? Кофе? Коньяк? Или боржоми? Пиво? Йогурт? Есть прекрасная болгарская буза. Знаете что такое буза? Что-то вроде густой браги… Да не стесняйтесь, вы же не у следователя на допросе!
— Дайте хоть оглядеться…
Тихо шелестел кондиционер, так что казалось из «морского окна» веет самым настоящим ветерком.
— Я закурю с вашего позволения, — Гербарий подвинул буковую подставку для трубок, обшитую кожей. Только тут Еремеев как следует разглядел лицо Германа Бариевича: оно было все оттянуто к низу — уголки губ и глаз, мешки, щеки, как у летчика в крутом вираже. Казалось, земля притягивает этого человека с особой силой. Гладко-выбритое лицо почти не выдавало его возраста, если бы не седой ежик и красноватые подглазья, их открывали оттянутые виски. В остальном оно было вполне приятным, маска постоянных раздумий придавала ему благородство ученого мужа.
— Я ни о чем не буду расспрашивать вас, Олег Орестович, — хозяин кабинета сосредоточенно придавливал табак в трубке мельхиоровой лопаточкой, — ибо знаю о вас практически все, что мне нужно. И даже то, что не нужно: от номера приказа, коим вы уволены на пенсию, до размера камня, который сидит у вас в желчном пузыре… Но это к слову… Кстати, его надо удалять. И вместе с пузырем. Это пустяки. Если доверитесь, я это сделаю как-нибудь… Н-да! Простите мне совершенно праздное любопытство, и поверьте, оно не имеет под собой никакого практического смысла! На кого вы работаете? Вот сейчас в новом вашем качестве — на родные органы? На ФСК? На ГРУ?..
— В новом своем качестве я работаю только на самого себя.
— Но ведь ваши коллеги приезжали ко мне по вашей, так сказать, наводке?
— Судя по их отчету, это скорее ваши коллеги, чем мои…
— Вот как? Интересно! Что же они там написали?
— Они написали, что ваша богоугодная фирма занимается выращиванием шампиньонов и нутрий в полном соответствии с законом.