Опасная игра

— Ну хорошо. Раз вы ничего, кроме вальса, не танцуете, значит, будем танцевать вальс.

Он убрал со спины Верены руку и другой рукой повлек ее за собой к скрипачу. Затем он извлек из кармана сияющий новенький доллар и швырнул его музыканту. Тот ловко поймал монету и широко улыбнулся.

— Самый медленный вальс из твоего репертуара, — сказал ему Мэтт, — для самой хорошенькой женщины по эту сторону Атлантического океана — моей супруги.

— Да, сэр, конечно, сэр!

— Но вы дали ему целый доллар! — ужаснулась она.

— И к тому же самой бережливой хозяйки, — добавил Мэтт с невозмутимым видом. — Готова, дорогая?

Прежде чем она успела от него отстраниться, он прижался щекой к ее щеке и прошептал ей на ухо:

— Старайтесь не смотреть на меня с таким видом, будто я собираюсь вас задушить, ладно?

На этот раз, когда он вывел ее на площадку для танцев, все расступились и оставили их на ней одних. Его рука обвила ее стан, и толпа поощрительно загудела. Она почувствовала, как кровь прилила к голове и всю ее бросило в жар. От смущения она спрятала голову у него на груди и теснее прижалась к нему.

— Ну вот, так бы и давно, — негромко проговорил он.

Звучала медленная музыка, рука Мэтью Маккриди надежно поддерживала Верену, но она чувствовала себя неловко, и ей не удавалось придать своим движениям нужную плавность. Все ее тело было каким-то напряженным, словно деревянным, и это чувство неловкости еще более усилилось, когда он заговорил снова:

— Думаю, вы бы не блистали в бальных залах Нового Орлеана.

— А я никогда и не стремилась к этому.

— Может быть, если вы станете напевать про себя мелодию, вам легче будет двигаться в такт музыке, — с надеждой предложил он.

— Я полностью лишена музыкального слуха, — проговорила она сквозь стиснутые зубы.

— Такого не бывает — у всех есть хоть немного слуха.

— А у меня ни малейшего. Когда меня пытались обучить игре на фортепиано, преподаватель даже не стал брать у мамы денег, объяснив это тем, что добиться от меня способности чувствовать ритм музыки или слышать разницу между нотами — дело безнадежное.

— Так вы и петь не умеете? А я считал, что для настоящей леди это необходимое достоинство.

— Когда я пою, узнать мелодию невозможно… А теперь прошу вас — поскольку мы с вами установили, что я не могу ни петь, ни танцевать, может, пойдем и присядем?

— Исключено — по крайней мере, пока не оттанцуем мой доллар.

— Но вы же ставите нас в глупое положение; надеюсь, вы понимаете это?

— Извините, но именно вы сказали мне, что можете танцевать вальс, — напомнил он ей.

— Вы меня плохо слушали, — резко возразила она. — Я говорила, что танцую его, но не очень хорошо.

— Знаете, мне начинает казаться, что все в вас сплошное притворство и фальшь.

— Вы это говорите из-за того, что я не умею танцевать? Ничего более нелепого я в жизни не слышала.

— Нет, из-за того, что все сказанное вами оказывается в конце концов неправдой. Я теперь даже не уверен, что вы Верена Хауард.

— Ну, знаете, это уже слишком! Кроме того, абсолютно все, что я вам говорила, — это чистейшая правда, хотите — верьте, хотите — нет. А вот вы — вы о себе такого сказать не можете, Мэтью Маккриди!

— Улыбайтесь, Рена.

— Почему?

— Он по-прежнему на вас смотрит.

— И это должно меня волновать? Хватит, я и так уже выгляжу в их глазах неуклюжей дурочкой.

— Вы его знаете?

— Кого именно?

— Того, что курит сигару — вон там, возле дерева.

Маккриди повел ее по более широкому кругу, и она, изобразив на лице самую ослепительную улыбку, на какую была способна, осмелилась взглянуть в указанном ей направлении.

— В первый раз его вижу, — твердо заявила она.

— Может быть, он просто ослеплен вашей красотой?

— Скорее он думает, что я выставила себя на посмешище, — холодно ответила она.

— Только не прекращайте улыбаться.

— У меня уже челюсти свело от этой постоянной улыбки.

И вдруг, словно по милости божьей, музыка перестала играть — то ли скрипач решил, что двух туров вальса вполне достаточно, то ли просто сжалился над Вереной. В довершение всех ее унижений Мэтью Маккриди, закружив ее в последний раз, подхватил ее, заключил в объятия и запечатлел на устах эффектный поцелуй. Боясь, что сопротивление сделает ситуацию еще более нелепой, она не стала ему мешать, ограничившись произнесенными вполголоса словами:

— Ваше поведение не делает вам чести; надеюсь, вы понимаете это?

— А я надеюсь, вы понимаете, что вам вряд ли удастся убедить шерифа Гуда, будто бы вас преследуют двое незнакомцев, утверждающих, что они ваши родственники, и в то же время угрожающих вас убить без всяких на то оснований; поэтому вам ничего другого не остается, как терпеть мое общество, чтобы в целости и сохранности добраться до Ко-лумбуса. В данный момент, кроме меня, у вас больше никого нет.

— Но это не означает, что вы можете без моего согласия целовать меня, а я вам, кажется, его не давала.

— Я просто подумал — надо всем им дать понять, что я женился на вас вовсе не потому, что был прельщен вашим умением танцевать.

Видя, как грозно нахмурилось ее лицо, он поспешил снова взять ее за руку: