Опасная игра бабули. Руководство по раскрытию собственного убийства

Бет Фойл выглядит лет на десять старше меня, у нее темные кудри и лицо нестандартной красоты – вытянутое, с орлиным носом, причем она не скрывает, а подчеркивает эти черты, отчего становится не просто симпатичной, а сногсшибательной. Она с головы до пят одета по моде 1930-х, и кажется, что красная губная помада и темно-синее платье – вполне подходящий наряд, чтобы заниматься выпечкой. Даже старомодные туфли на каблуках выглядят вполне уместными. Поверх платья повязан фартук из 1950-х, а может, специально так сшитый. Она тщательно замешивает тесто на засыпанном мукой острове, но, увидев меня, замирает.

– А! – Ее рука взлетает к виску, и даже этот жест кажется винтажным и идеально уместным, как будто она Ингрид Бергман и собирается поцеловать на прощание Хамфри Богарта[8]. – Вы ведь Лорина… Энни, верно?

– Да, это я, здравствуйте.

Слабо взмахиваю рукой, но Бет обходит остров, вытирая руки о фартук, чтобы пожать мне руку.

– А я Бет.

Арчи здесь нет, хотя могу поклясться, я только что слышала его свист. Может, это Бет насвистывала ту же мелодию.

– Приятно познакомиться. – В животе у меня громко урчит, и я решаю перейти сразу к делу. – Арчи сказал, вы готовите завтрак на утро. А сейчас можно чем-нибудь перекусить? Не хочу показаться невежливой, но я умираю с голода.

– Конечно! Могу предложить кое-что получше. Вы любите суп? Я приготовила минестроне и хрустящие хлебцы дедушке на обед, а он почти к ним не притронулся.

Она идет к большому холодильнику, достает оттуда чугунный сотейник (дорогой, от французской фирмы Le Creuset) и засовывает его в духовку. Плита выглядит новенькой, а красная эмаль на ней точь-в-точь того же оттенка, что и помада на губах Бет.

– Спасибо, – я подхожу к плите и любуюсь сверкающими хромированными ручками.

– Вам нравится? – спрашивает Бет. – Фрэнсис разрешила мне самой выбрать плиту, когда нужно было заменить старую.

При упоминании тети Фрэнсис лицо Бет грустнеет, но ее истинные чувства все равно трудно прочесть. Хотя она – само воплощение чопорности другого столетия, мне не кажется, что она похожа на Эльву, для которой все происходящее спектакль. Я не знаю, что о ней и думать.

– Мне жаль, – говорю я. – Наверное, вы хорошо ее знали. Сегодняшний день для вас стал кошмаром.

Бет слабо улыбается:

– Я готовлю, чтобы приглушить эмоции. Это помогает. Но спасибо.

Она достает нагретый суп из духовки, наливает в тарелку и ставит ее передо мной. Я набрасываюсь на суп, и он великолепен. Проглотив почти всю тарелку, я смотрю на пустые кресла.

Бет следует за моим взглядом к фиолетовому кардигану, висящему на подлокотнике одного из них, и вздыхает.

– Это Фрэнсис, – объясняет она. – Я не смогла его убрать.

Ее глаза опять увлажняются, девушка отворачивается и начинает суетится у плиты, а когда снова смотрит на меня, лицо у нее слишком веселое.

Я вспоминаю слова Арчи о том, что их ферма стоит на земле Грейвсдаунов, и гадаю, как скажется на их судьбе смерть тети Фрэнсис. Несколько секунд я борюсь с собой, но в итоге решаю, что вопросы о ферме не покажутся невежливыми. Бет даже обрадуется, что кто-то думает о будущем ее семьи.

– Бет, я тут задумалась, что будет с вашей семейной фермой после смерти тети Фрэнсис?

Бет снова вытирает руки об фартук и морщит лоб.

– Ну это решать наследнику, – говорит она беззаботным, но явно фальшивым тоном. – Признаюсь, было бы здорово, если б Фрэнсис оставила ферму нам, но мистер Гордон уже сообщил, что мы не упомянуты в завещании.

– Мне жаль.

И мне правда жаль. Несправедливо, что тетя Фрэнсис не позаботилась о том, чтобы ферма осталась у Фойлов. Поместье и без того огромное, кому нужна ферма? Наверное, за этим кроется что-то еще.

Бет кивает и благодарно улыбается.

– Остается надеяться, что все будет хорошо, – она снова посыпает столешницу мукой, а потом замешивает еще один большой шарик теста.

Меня одолевает любопытство – не для того ли она затеяла приготовление завтрака, чтобы находиться поблизости и держать руку на пульсе. Я бы на ее месте так и поступила.

Вдруг я замечаю, что за нами наблюдают.

Несколько ступеней за кухней ведут вниз, в большую открытую оранжерею. Едва ли это подходящее слово для такого грандиозного сооружения, но пышная зелень скрывает его объем. Сквозь древовидные папоротники и пальмы просачивается вечерний свет, заливая все вокруг сладким сиянием. Это первая часть дома, которую мне захотелось исследовать (не считая библиотеки, но к ней у меня теперь смешанные чувства). Я так и сделала бы, если б не лицо, прижатое к окну, выходящему на кухню.

– На нас смотрит какая-то худая женщина, – медленно произношу я. – Впустить ее?

Глаза Бет округляются, а потом и она замечает лицо. Девушка снова вздыхает, но теперь скорее раздраженно, чем печально.

– Роуз, – медленно выговаривает она, повысив голос, чтобы было слышно через стекло. – Не хочешь чашку чая?

Роуз. Я мысленно возвращаюсь к той фотографии – тетя Фрэнсис, пропавшая девушка Эмили Спарроу и третья подруга, Роуз Форрестер. Она мама Джо из «Скорой», так что, видимо, после замужества стала Роуз Лерой. И она владеет гостиницей «Касл-хаус».