Опасная любовь

— А я всегда чувствовал в себе задатки испорченного типа, трамвайного хама, — сказал Юрий Васильевич. — Вот и сейчас мне кажется: если красивые женщины в доме будут ходить и ждать, когда мы, мужчины, облегчим их труд, это все равно что смотреть показ мод по телевизору: красиво, а не для нас. А вот если они еще и посуду моют, не знаю, как Сергей, а я чувствую себя кем-то вроде турецкого султана, мужчиной с большой буквы!

— Султан ты наш турецкий, — усмехнулся Сергей.

— Я помою посуду, — сказала Наташа, подходя к мойке.

— Пойдем, мама сама управится, — сказал Сергей. — Нам нужно английским позаниматься, не все же время ты директором будешь, нужно и о поступлении в институт думать.

— Конечно, не все время, — сказала Мария Федотовна. — После должности директора можно стать заместителем министра и даже министром.

— И даже премьер-министром, — передразнил ее Сергей. — Не язви, мама, лучше помоги Наташке с посудой управиться.

— По-моему, она и сама с этим неплохо справляется. Почему тебе не нравится, что жена моет посуду? Наташа, когда помоешь, пожалуйста, не ставь тарелки в сушилку, я потом сама разберусь, что куда поставить.

— Хорошо, — сказала Наташа.

— Потому что… — Сергей хотел напомнить, что Мария Федотовна слишком уж баловала Ларису, лишь увидит, что та намеревается пойти к мойке, тотчас же поцелует в щечку, похлопает по плечу: иди отдыхай, моя хорошая. А Наташе такого не скажет. Но вовремя спохватился — ни к чему вспоминать Ларису, пробормотал: — Потому что меня ты не заставляла мыть посуду, мама.

— Сережа, ну что ты такое говоришь? — смущенно улыбнулась Наташа. — Почему я не могу помыть посуду?

— Тебя не заставляла, — сказала Мария Федотовна сыну. — Во-первых, ты и сам знал, что нужно делать, а во-вторых, мы тогда жили одной семьей.

— А теперь другой? — полюбопытствовал Сергей.

— А теперь у нас две семьи.

— У вас или у нас? — дурашливо спросил Сергей.

— По-моему, у вас, вернее, у тебя, дорогой сынок. — Мария Федотовна победоносно посмотрела на Сергея, довольная тем, что переиграла его в словесной перепалке.

Наташа меланхолически водила ершиком по тарелкам. Второй вечер так — Мария Федотовна при первом удобном случае обязательно скажет какую-нибудь гадость про нее. Не прямо скажет, что ей не нравится, а как бы невзначай, как бы совсем про другое, а получается — Наташа дура и ничего делать не умеет, и вообще, чего она сюда приперлась…

Грустно было на душе. Может, прав Сергей, нужно привыкнуть, не обращать внимания, да вот — не получается. Она привыкла к другому, если ты не нравишься хозяину, если он как-то выражает свое неудовольствие — встань и уйди, чтобы не отравлять жизнь себе и хозяину. Но здесь же так нельзя…

— Я придумал, что нужно делать, — сказал Сергей, решив не ввязываться в спор с матерью по поводу количества семей в квартире. — Скинуться и купить посудомоечную машину. Тогда никаких проблем не будет.

— Может, лучше горничную нанять? — язвительно спросила Мария Федотовна. — У тебя нет на примете молоденькой, расторопной и без образования?

Сергей махнул рукой и пошел в свою комнату.

Спустя несколько минут туда пришла и Наташа. Сергей, прыгая, как горный козел, подлетел к двери, торопливо запер ее на шпингалет, предусмотрительно привинченный незадолго до переезда Наташи, потом обнял свою любимую, закружился с нею по комнате, и через мгновение оба рухнули на диван. Сергей раздвинул полы халата и принялся жадно целовать смуглую кожу Наташиных ног. Его губы продвигались от щиколотки выше и выше.

— Я уже не могу без тебя, — шептал он, — весь день думал, когда же мы наконец останемся вдвоем? Весь день, Наташа…

Его губы медленно скользили по ее бедру. Наташа тихонько застонала, а потом шутливо оттолкнула Сергея, запахнула полы халата, села.

— Не надо, Сережа, — попросила она. — А то я еще закричу… Давай потом, когда твои родители уснут.

— Потом как раз и нельзя кричать, — засмеялся Сергей. — Ты же разбудишь их. Кричи сейчас, пока они не спят.

— Да ну тебя! Нет, ну пожалуйста, потерпи еще немного.

— Немного? Хорошо. Но учти, Наташка, я устрою отбой в девять часов. Больше не вытерплю, точно. Ты самая прекрасная в мире посудомойка.

— А ты самый замечательный балбес. Послушай, Сережа, — сказала Наташа, запуская свои пальцы в его волнистые волосы, — ну почему твоя мама так не любит меня?

— А почему она должна тебя любить? Она же — твоя свекровь. Насколько я понимаю, между молодой женой и сварливой свекровью всегда были натянутые отношения. Свекровь, то есть родственница, от которой свертывается кровь в жилах. Ну, какой я лингвист, а?! У вас, на Кубани, жена мужа тоже так называется?

— Тоже. Свекровь… — повторила Наташа. — Свекруха.

— Великолепно! — воскликнул Сергей. — Ты еще лучший лингвист, чем я. Свекруха — старуха, от которой свертывается кровь! Гениально!

— Ты все дурачишься, а мне плакать хочется.