Анатолий Адольфович напоминает мне разъяренного дракона, который вот-вот разорвет меня на кусочки.
— Что случилось? — невинным голосом спрашиваю визитеров.
— Что случилось? — переспрашивает он, как глухой. — А то ты не знаешь? Шутки шутишь, ой напрасно.
— Можете толком объяснить, что произошло?
— В том месте, что ты назвал, пусто. Нет ничего. Понимаешь. Ни-че-го!
— Быть того не может. Он что, открыл ящик и ничего там не обнаружил?
— Его и открывать не надо было. Он и так открыт. И там ни хрена нет! Ты понял, рожа твоя паскудная? Ни хрена!
— Успокойтесь! Ваш человек еще там?
— Там, но ты не волнуйся, он скоро будет здесь, и тогда я тебе не позавидую.
— Наберите его. Быстрее!
Мой приказной тон Мультяну не нравится, это видно даже невооруженным взглядом, но тем не менее он подчиняется.
— Пусть назовет номер ячейки, которую он смотрел, — говорю я, в то время как он набирает номер.
— Алло, ты еще там? Назови номер ящичка… 476… Я правильно понял?
— Кретин, — взрываюсь я. — Он все перепутал. Номер ячейки 486. Я говорил 486.
— Ну-ка, Абраша, пока не отключайся и проверь еще 486…
Секунды томительного ожидания.
— Есть? Что есть? Кассета? Чудесно, забирай ее и возвращайся. Ждем тебя с нетерпением.
— А ты ведь в самом начале называл 476, — обращается он в мою сторону, — я это точно помню.
— Не знаю, может быть от волнения назвал другую цифру. А вы бы на моем месте не волновались?
Узнав, что кассета у них, Мультян успокаивается. Мне же, говоря по правде, очень грустно. До самого последнего момента у меня оставалась хоть капля надежды, что ящик под номером 476 не будет пуст и, что все мои подозрения окажутся надуманными и развеются как дым. О чем это я? Это я об Игоре Сороке. Я с самого начала догадывался, что весь этот «хитрый план», якобы составленный в ФСБ, ни что иное, как часть его собственной игры, о целях которой у меня есть только смутные предположения. Сорока сказал, что в случае моего захвата, я доложен буду назвать им ячейку в камере хранения, куда будет положена чистая кассета с вмонтированным в нее радиомаяком. Это даст возможность установить местонахождения преступников и освободить меня. Но все это оказалось самой обыкновенной туфтой. Не зря Сорока особо напирал на «секретности» операции. Никто, кроме меня, не должен был знать об этом. В своем плане Сорока отвел мне незавидную роль простой лакмусовой бумажки. Он сам искал эту загадочную кассету, искал так, как никто другой, не останавливаясь ни перед чем. Сорока рассуждал просто: если хозяин Абрама на мое предложение не откликнется, значит, кассета уже у него и надо отрабатывать это направление. А если откликнется, тогда этот путь бесперспективный и Сороке тут делать нечего, а что будет со мной его не волнует.
Вот только подозревать его в двойной игре я начал еще в пятницу днем, когда рассматривал фотографии в его квартире. А вечером того же дня я знал наверняка. Именно поэтому я ни слова не сказал ему о директоре «Крокуса» Мультяне Анатолии Адольфовиче.
На военном совете в «Зете +» было решено согласится поиграть по предложенному Сорокой сценарию, но с запасным вариантом, то есть: если в ящике под номером 476 нечего не будет, в чем никто не сомневался, я должен буду отослать их к 486-му, сказав, что перепутал номера, а уж там кое-что найдется.
Эта ситуация с кассетой очень напоминала старый добрый трюк, когда после того, как лох скрупулезно пересчитает деньги и убедится в их подлинности, купюры обманным движением меняются на другие с мизерным номиналом или же просто на «куклу». Так и здесь: меня тщательно проверили на предмет наличия жучков, только что одежду не исполосовали, а вот в кассетку-то заглянуть не догадались. А зря.
Теперь, когда Калачев забрал кассету и на всех парусах мчится к своему хозяину, последний успокаивается. С улыбочкой каннибала он поглядывает на меня, что не оставляет никаких сомнений относительно его намерений устроить мое будущее очень коротким и незавидным. Он уже считает себя победителем, что его расслабляет. А расслабляться, как говорил наш ротный старшина на каждом утреннем осмотре, ни в коем случае нельзя — враг не дремлет. Тем более нельзя расслабляться, когда занимаешься таким видом деятельности, как шантаж. Этим можно воспользоваться.
— Послушайте, — говорю я Мультяну, — вы ведь все равно меня отсюда живым не выпустите, может, скажете, из-за чего весь этот сыр-бор? Что там такого ценного могли придумать в конторе Коцика? Неужели лекарство от СПИДа?
Мультян начинает хохотать, да так искренне, что у всякого услышавшего его не возникло бы никаких сомнений в том, что борьба с вич-инфекцией в повестке дня не значится.
— У тебя слишком богатая фантазия, все гораздо проще. Никакое это не изобретение. Это компромат. Но не простой, а такой, если его пустить в ход, то от одного очень влиятельного человека не останется даже пузырей на поверхности.
— От Федорова?
Он удивленно вскидывает брови.
— Ты даже это успел разнюхать? Впрочем, не все ли теперь равно? Да от него, родимого, от Федорова.
— Вы его так ненавидите?