Моя официальная тема исследований, теперь уже как штатного научного сотрудника отдела генетики, была сформулирована так: «Возрастные изменения и тканевая специфичность белков клеточного ядра».
Со мной с конца 1973 года оставалась работать лаборантка Лиля Гуща, австралийская девушка русского происхождения. Ее отец, до начала войны школьный учитель в Белоруссии, попал в оккупацию и в 1944 году был увезен в Германию. Он подлежал репатриации, но уже знал, что школьных учителей, работавших на оккупированной территории, по прибытии в СССР обвиняли в измене родине. Это и стало причиной его отъезда в Австралию.
Рита тоже оставалась в моей группе, но на добровольных началах, без зарплаты, хотя б
Комплекс препаративных процедур по выделению клеточных ядер и хроматиновых белков из небольших количеств тканей, с последующим их разделением электрофорезом или хроматографией и с измерениями радиоактивности образцов, продолжается несколько дней, требует большого внимания, знания многих приборов и химических соединений, умения работать с гомогенизаторами, суперцентрифугами, микроскопом и спектрофотометром. Необходимая для этого квалификация приобретается в течение пяти-шести лет и далеко не каждым. Биохимия – тоже искусство. За колониями наших лабораторных мышей и крыс следили в виварии, где нам выделили отдельное помещение, оборудованное по правилам работы с радиоактивностью.
Хотя я стал по профсоюзной принадлежности государственным служащим, мой первый договор с Медицинским исследовательским советом (Medical Research Council – MRC) подписывался всего лишь на один год и считался, таким образом, испытательным. Следующий договор в конце 1975 года мог быть уже на пять лет. Каким образом и на основании каких критериев принимались эти решения, я не знал, никаких открытых обсуждений не предполагалось. Мне было ясно лишь одно – в текущем, 1975 году необходимо сосредоточить основное внимание именно на научной работе и иметь к осени достаточно оригинальные результаты и публикации. Первую статью с экспериментальными результатами, авторами которой стали все три члена нашей группы, я отправил в конце февраля в биохимический журнал быстрых публикаций Федерации европейских биохимических обществ, и она была напечатана в начале мая (FEBS Letters. 1975. Vol. 53. № 2. P. 253–257). Вторая работа, в виде реферата и постера, представлялась на одну из секций Международного геронтологического конгресса в Иерусалиме. Кроме того, я получил приглашение на Международный симпозиум по теориям старения, который организовывал небольшой новый Институт геронтологии в ФРГ в начале 1976 года. Директором этого института был профессор Гессенского университета Д. Платт (D. Platt). Мне предложили подготовить для обсуждения доклад по молекулярным теориям старения. Труды своих симпозиумов институт обычно издавал отдельной книгой.
Попытка покупки дома
С января 1975 года при заключении нового годового контракта на аренду дома нам повысили ежемесячную плату сразу на 40 %. В месяц мы теперь платили около двухсот фунтов, что больше четверти зарплаты старшего научного сотрудника. Повышение арендной платы делало целесообразной покупку дома, так как по кредиту или ипотеке, взятым на двадцать или на двадцать пять лет, ежемесячные выплаты не превышали двухсот фунтов. Но в конце этого срока мы бы становились собственниками дома. Стандартный полукоттедж, имевший три спальные комнаты на втором этаже и столовую и гостиную внизу, стоил в начале 1975 года в пригороде Лондона от 13 до 20 тысяч фунтов, в зависимости от улицы, близости к станции метро, школам, торговым центрам и от размеров комнат, садиков перед домом и за ним, а также наличия гаража. Именно в таких домах жили около 60 % всех лондонцев и не менее 80 % всех британцев. В течение ста лет планировка полукоттеджей почти не менялась, однако площади комнат и садиков уменьшались. Привычкой населения жить и в городах в домах с садом, а не в городских квартирах многоэтажных домов Британия и Ирландия отличались от всех стран континентальной Европы. Еще пять-шесть лет назад дома, по отношению к заработкам, стоили в Англии значительно дешевле. Намного ниже была и стоимость аренды квартир и домов, договора на которую заключались, как правило, на пять лет, а не на год, как после 1971 года. Стоимость стандартного полукоттеджа находилась примерно на уровне годовой зарплаты государственного служащего. Цены на дома росли, однако, быстрее общей инфляции на потребительские товары и к 1975 году находились уже на уровне двухгодичной зарплаты.