Опасная профессия

Рой познакомился с Якубовичем в Москве в 1964 году. В то время у Роя был уже готов первый вариант книги «К суду истории. О Сталине и сталинизме» (тогда около 400 машинописных страниц), и он давал ее читать некоторым близким друзьям и бывшим заключенным. О Якубовиче Рою рассказал наш общий друг Марлен Кораллов, литератор и филолог, который был арестован в 1949 году и провел шесть лет в Карлаге. Якубович находился в этом же лагере с довоенного времени. (В 1950 году, согласно «Справочнику по ИТЛ» общества «Мемориал», в Карлаге было 65 673 заключенных.)

Рой начал работать над своей книгой в октябре 1962 года, и свидетельства, рукописи и воспоминания бывших заключенных обеспечивали ему постоянный приток нового фактического материала. В этом же круге людей циркулировала с начала 1962 года и моя рукопись «Биологическая наука и культ личности», и новый проект Роя воспринимался иногда как продолжение общей работы братьев Медведевых.

Когда Солженицын после неудачи с получением Ленинской премии по литературе в 1964 году стал собирать материалы для «Архипелага», он, естественно, встречался с теми же людьми и пользовался теми же источниками. В Москве реабилитированные и вернувшиеся из заключения создали нечто вроде общества взаимной поддержки. Солженицын впервые встретился с Якубовичем в 1966 году в двухкомнатной квартире Александра Улановского[10], недалеко от Курского вокзала, и в последующие годы беседовал с ним много раз, записывая рассказы о 1917 годе и лидерах революции на магнитофон. Это делалось уже не только для «Архипелага», но и для «Красного Колеса». По свидетельству Марлена Кораллова, прощаясь, Солженицын обнимал и целовал своего нового друга.

Главная проблема Якубовича в тот период заключалась в том, что сфабрикованный в 1931 году процесс над Союзным бюро не пересматривался и его жертв, включая Якубовича, не реабилитировали. Реабилитация важна была не только морально. При реабилитации срок заключения в ИТЛ прибавлялся к трудовому стажу, что увеличивало размер пенсии, и выдавалась двухмесячная зарплата «с последнего места работы», но по текущим ставкам окладов. Снимались и ограничения на выбор места жительства, а также предоставлялось право на квартиру в том городе, где она была потеряна, так что в случае реабилитации Якубович мог бы получить комнату или квартиру в Москве.

Массовая посмертная и прижизненная реабилитация политических заключенных после XX и XXII съездов КПСС не распространялась, вопреки элементарной юридической логике, на тех, наиболее известных, жертв сталинского террора, которые были осуждены и чаще всего расстреляны по приговорам, вынесенным на «открытых показательных» процессах, проходивших обычно в Колонном зале Дома Союзов. Сотни тысяч зиновьевцев, рыковцев или бухаринцев были реабилитированы, как правило, посмертно, тогда как сами Г. Зиновьев, А. Рыков, Н. Бухарин и десятки их ближайших соратников оставались (даже в 1976 году) в списках «изменников родины и врагов народа». Такое нелепое положение было связано с тем, что эти лица имели международный статус, были знаменитыми марксистами и революционерами. По требованию Сталина все коммунистические партии, входившие в Коминтерн, особыми резолюциями одобряли вынесенные смертные приговоры и клеймили осужденных как «изменников и шпионов». Против них с «разоблачениями» и обвинениями в предательстве интересов рабочего класса после каждого из приговоров выступали на съездах и собраниях такие деятели, как Пальмиро Тольятти, Морис Торез и Гарри Поллит. Такая открытая поддержка западными коммунистами сталинского террора стала после 1956 года угрозой самому существованию ряда западноевропейских компартий. Между тем было уже известно, что «показания» жертв террора добывались для «открытых судов» с помощью самых изощренных пыток и истязаний.

Отсутствие реабилитации у М. Якубовича объяснялось тем, что процесс по делу «О Союзном бюро меньшевиков» Сталин решил сделать открытым и показательным. Он, по своему обычаю, хотел показать народу, что неудачи в экономике и в коллективизации были вызваны не ошибками руководства страны, а подрывной деятельностью «иностранных агентов», «врагов народа» и «вредителей». Процесс в таких, уже опробованных, случаях проводился по заранее разработанному сценарию, а ложные показания для сценария и его «репетиций» добывались пытками.

В 1967 году Якубович по настоятельной рекомендации московских друзей составил письмо генеральному прокурору СССР с подробными объяснениями фальсификаций на «процессе» и с рассказом о невероятных пытках, которым подвергались арестованные для дачи ложных показаний. Копии этого письма Михаил Петрович передал друзьям, среди которых был и Рой. Он включил полный текст этого уникального свидетельства в свою книгу. Таким образом этот документ и попал полностью в английское издание книги Роя в 1971 году (Iakubovich’s Deposition // Let History Judge. N.Y.: Knopf, 1971. P. 125–131). В 1972 году он был опубликован во французском, немецком, итальянском и испанском изданиях этой книги.

Якубович свидетельствует: