«И можно было на следствии не трогать Якубовича и пальцем! Но это было для ГПУ слишком тонко. Как и все, достался Якубович мясникам-следователям, и применили они к нему всю гамму – и морозный карцер, и жаркий закупоренный, и битье по половым органам. Мучили так, что Якубович и его подельник Абрам Гинзбург в отчаянии вскрыли себе вены… После поправки их не пытали, только была двухнедельная бессонница…» («Архипелаг ГУЛАГ». Париж, 1973. С. 404–405).
Нелепость этой последовательности событий совершенно очевидна. Арестованный Якубович добровольно и с энтузиазмом сразу соглашается стать ключевым свидетелем обвинения, а его после этого долго и без нужды пытают, доводя до попытки самоубийства, рискуя сорвать этим всю постановку судебного спектакля. В дальнейшем изложении Солженицыным всего этого дела (с. 405–408) также много намеренных искажений с попыткой распространить модель добровольного сотрудничества со следствием на другие показательные процессы:
«Ну разве не находка для прокуратуры?
И разве еще не объяснены процессы 1936–38 годов?
А не над этим разве процессом понял и поверил Сталин, что и главных своих врагов-болтунов он вполне загонит, он вполне сорганизует вот в такой же спектакль?»
Самая трудная миссия
Первый том «Samizdat Register» со своим очерком «From the History of Ideas. Part I» («Из истории идей». Часть 1) Якубович получил от меня через Роя. Возможно, что это была его первая публикация за 45 лет. Очерк занимал в книге сорок страниц и был переведен на английский Тамарой Дейчер, вдовой писателя и историка Исаака Дейчера (Isaak Deutscher), автора знаменитой трехтомной биографии Льва Троцкого, изданной в 1954–1963 годах и известной на Западе почти каждому марксисту. На очереди у меня были вторая часть воспоминаний и еще два очерка Якубовича – о Зиновьеве и Каменеве, которых он хорошо знал. Рой послал Якубовичу и копию своей рецензии на второй том «Архипелага». Ответ Михаила Петровича пришел с некоторым опозданием, он писал:
«Дорогой Рой Александрович!
Постараюсь на днях отправить Вам некоторые материалы. Для меня эта отправка нелегкое и непростое дело. Надо добираться до почты два километра. Автобус не ходит – надо идти пешком. А у нас – то бураны, то гололед. Постараюсь добраться. С трудом хожу. Состарился тотально и неизвестно почему до сих пор не умираю…
Подробно не могу сейчас написать по поводу Ваших статей. Скажу только кратко. У меня другое впечатление от “Архипелага”. Я воспринимаю его не как “художественное исследование” системы и практики сталинских лагерей, а как политический манифест, обоснованный примерами из этой системы и практики. “Архипелаг Гулаг” для Солженицына вовсе не потому интересен, что он вскрывает преступления сталинской эпохи, а потому, что дает ему возможность идентифицировать практику “Архипелага” с идеей социализма и идеей всякой революции вообще…»
Почерк у Якубовича был очень мелкий, но четкий, без всяких следов дрожания руки, характерного для людей этого возраста. Он сообщил в письме: