Опасная профессия

«Дорогой Рой Александрович!

Очень меня порадовало Ваше письмо. Некоторые мои старые друзья от меня отвернулись. Хотя я ничего дурного или противоречащего общественной этике не совершал. Не в первый раз происходит подобное в моей жизни. Такова, видно, моя судьба. Я читал в зарубежной прессе, как нападали там на Вас и Вашего брата за то, что Вы напечатали в Вашем журнале первую часть “Из жизни идей”… Я был и остаюсь глубоко благодарным Вам за это понимание и за то отношение ко мне в трудную для меня психологически минуту. Долго не отвечал Вам, так как сильно болею. Ведь и пора… В этом году два раза была пневмония… Все предпосылки, чтобы умереть. Но нет. Почему-то до сих пор не умираю… Не принимают и обещанное решение о реабилитации. Пересмотр дела был. Но я до сих пор не имею ответа из прокуратуры… Как я полагаю, более высокая и решающая инстанция не дала санкции на приведение в исполнение решения Генпрокуратуры… Теперь АПН заказывает мне продолжение работы – написать 3-ю часть “Из жизни идей”. Для выполнения этого заказа мне дают путевку в шахтерский санаторий или профилакторий в Караганде, обещают предоставить спокойные условия для литературной работы. Это действительно необходимо, так как в доме инвалидов я не имею элементарных условий для литературной работы…»

В конце письма Якубович писал о Солженицыне и об «Архипелаге»:

«…Мое дело дано в освещении врага, проникшего ко мне в облике “друга”».

Далее шли выражения с использованием лагерной лексики, которые я не могу здесь воспроизвести, и заканчивалось письмо словами:

«Шлю мой сердечный привет брату. Сожалею, что не имею надежды увидеться. М. Якубович».

Почерк Михаила Петровича был столь же ясным и твердым, как и в 1975 году. В нем не было никаких признаков дряхлости, даже после стольких болезней.

Я послал еще одно письмо британскому издателю «Архипелага», приложив к нему ксерокопию письма Якубовича. Пусть их юристы и эксперты изучают и решают. Из письма Якубовича можно было догадаться, что вместо Жореса и Роя Медведевых к ним могут вскоре обратиться те «добрые люди из АПН», которые направили Якубовича в шахтерский санаторий, где он получил отдельную комнату и услуги машинистки для продолжения записи своих воспоминаний. Британские и американские издатели могли этого и не понять, но Солженицын, если ему послали копию, безусловно, понял. Он, кроме того, был несколько суеверен. Ему пришлось сдаться и переписать заново одну страницу «Архипелага». Однако новых изданий первого тома на английском не было. Исправленный автором текст был напечатан в вермонтском издании «Архипелага» в 1980 году и через девять лет, в 1989 году, при первой публикации «Архипелага» в СССР в «Новом мире» (№ 9. С. 124–125). Картина добровольного согласия на лжесвидетельство против товарищей исчезла. Якубович «…достался мясникам-следователям, и применили они к нему всю гамму…» сразу после ареста. Фраза «И можно было на следствии не трогать Якубовича и пальцем!» была из текста исключена. Вызов к Крыленко (Н. В. Крыленко был тогда генеральным прокурором, и к нему, естественно, арестованных могли вызывать лишь в конце следствия) перенесен к окончанию следствия. Кроме этого, дана более понятная ссылка не на «ходатайство о реабилитации», а на «Письмо М. Якубовича Генеральному Прокурору СССР. 1967». Оскорбительные и иронические замечания о самом Якубовиче остались, но читателю ясно, что это уже «художественное творчество».