Независимо от этих терактов, КГБ явно получил с конца 1976 года более широкие полномочия, и Москву очищали от диссидентов и правозащитников, но в основном путем принуждения к эмиграции. В феврале 1977-го арестовали членов Московской Хельсинкской группы Юрия Орлова и Александра Гинзбурга. Еще в 1976 году Госбанк СССР отменил практику подарочных переводов из западных стран, которые выдавались получателям в виде сертификатных рублей, принимаемых в валютных магазинах «Березка». Теперь переводы из-за рубежа выдавали только в рублях по официальному курсу, который снижал покупательную способность валют в несколько раз. Это создало множество проблем для тысяч человек, главным образом для тех, кто подал заявление на эмиграцию, а также для некоторых организаций, которые получали финансовую поддержку от родных, друзей или различных фондов. Советским дипломатам и другим работникам советских загранучреждений валюту обменивали на особые чеки, заменившие сертификатные рубли. «Березка» обслуживала теперь лишь иностранцев, туристов, приглашенных, работников посольств, загранработников и корреспондентов. Попытки провозить в СССР непосредственно валюту для неофициального обмена на рубли привели в 1977 году к нескольким достаточно громким судебным процессам, в которых вместо политических обвинений предъявлялись обвинения в незаконных валютных операциях. Эти ограничительные меры лишили и меня возможности оказывать прямую финансовую помощь Рою из его же собственных гонораров, а также нашему Саше и другим родным и друзьям. Мы старались решить проблему с помощью посылок с книгами, вещами, канцтоварами и лекарствами. Но в январе 1977 года стало ясно, что Рите надо опять ехать на родину. У нее и Димы основными проездными документами оставались советские паспорта, но с особой, заграничной регистрацией. Они годились для поездок и получения визы в любую страну, кроме СССР, то есть той страны, которая их выдавала. Для поездки в Советский Союз Рите следовало получить через ОВИР МВД приглашение от родственников, которые могли гарантировать ей внутреннюю прописку. На этот раз такое приглашение оформила Галя, жена Роя. Она не меняла фамилию при регистрации брака, оставаясь Гайдиной. В Институте эндокринологии АМН СССР, где она работала, многие не знали, что она была женой Роя Медведева. Однако и ей вскоре пришлось узнать, что практикуемая в СССР система заложничества в отношении близких родственников, а иногда и близких друзей политических диссидентов лишала ее многих возможностей, даже в научной работе. Вокруг известных критиков советской политической системы КГБ устанавливал особый карантин, обеспечивая его агентурной слежкой, подслушиванием телефонных и квартирных разговоров и перлюстрацией не только международной, но и внутренней корреспонденции, часть которой перехватывалась и, не доходя до адресата, изучалась в других местах.
В этих условиях все организованные оппозиционные группы, находившиеся в Москве, – Хельсинкская, «Хроника», «Эмнести», Комитет по правам и фонды помощи, ведущие обширную открытую переписку, отчетность, имеющие картотеки, иногда с финансовой документацией, неизбежно оказывались в роли источников информации для КГБ о настроениях в провинции. В 1977 году несколько таких картотек с множеством адресов, в частности Фонда помощи политзаключенным, конфисковывались оперативниками КГБ. В результате были арестованы, например, несколько активистов самиздатного журнала «Евреи в СССР», английская версия которого выходила и в Лондоне.
Вторая поездка Риты на родину
Вылет в Москву рейсом «British Airway» был намечен на 22 апреля, возвращение в Лондон – на 10 июня. На московской таможне, естественно, тщательно обыскали весь багаж и личные вещи Риты, пересчитали ввозимую иностранную валюту, указанную в декларации. Любые новые вещи – подарки для сына и родственников – не облагались пошлиной только в одном экземпляре, за второй уже полагалось платить. Но мы эти правила знали, поэтому пошлину платить не пришлось. Риск возможных провокаций был велик, но с нашей осторожностью реализовать их было трудно. По всем параметрам, которые где-то, наверное, суммировались и обобщались, визит Риты был абсолютно семейным, не имевшим политических целей. Ее письма из Москвы или из Калинина шли обычной почтой через почтовые ящики. Первая открытка из Калинина датировалась 24 апреля, письмо из Москвы – 27 апреля: