Я был встревожен этим приглашением больше, чем Рой. Он явно не знал всех обстоятельств высылки из СССР Солженицына в 1974-м. Тогда эта акция последовала через несколько дней после публично высказанного канцлером Вилли Брандтом приглашения Солженицыну приехать в ФРГ. КГБ и другие спецслужбы не могут выслать какого-либо известного человека из СССР в другую страну, если от лидера этой страны не было приглашения. Высланного без согласия можно отправить назад, если он будет на этом настаивать. Приглашение от австрийского канцлера показалось мне странным, фигуры такого уровня не занимаются организацией лекций, тем более диссидентов. Странной была и конфиденциальность приглашения, переданного лично через атташе посольства. Поэтому я не исключал, что в КГБ возник план высылки Роя из СССР. Нейтральная Австрия с социалистическим правительством могла быть выбрана не случайно. В КГБ знали также, что Рой владеет немецким.
Из разговора с братом по телефону я узнал, что канцлер Бруно Крайский (Bruno Kreisky) приезжал недавно в Москву и именно там в посольстве по чьему-то совету написал ему приглашение и попросил австрийского посла передать его адресату. Такое приглашение не было публичным, как заявление Вилли Брандта в случае с Солженицыным.
С другой стороны, приглашение Крайского могло быть сделано им самостоятельно и искренне. Один из моих австрийских корреспондентов, Лео Маче (Leo Mache), также в прошлом коммунист и, возможно, работник Коминтерна, сообщил мне недавно, что Крайский в докладе о новой программе партии, опубликованной в печатном органе партии
Но при всех обстоятельствах неожиданного внимания австрийских социалистов к моему брату мне предстояло обрисовать в канцелярии Крайского реалии и попросить австрийских друзей Роя не выносить никаких оценок Рою и тем более не присылать ему приглашений на уровне главы государства. Это грозило моему брату высылкой из СССР.
Лиза Маркштейн пригласила нас к себе домой. Они с мужем Гейнцем (Heinz Markstein), писателем, жили в очень скромной квартире («Мы же пролетарии», – объяснила она) с душем, но без ванны. Нас расспрашивали о Рое, Копелеве и его жене Раисе Орловой, с которыми Лиза давно не виделась. Из-за ее столь активного участия в делах Солженицына ей отказывали в визе для поездки в Москву. Приглашение Рою от австрийского канцлера ее также удивило своим общим характером. «Приглашают всегда для какой-то конкретной лекции на определенную тему и сообщают сроки и условия. А это просто жест», – объяснила она.
В беседе с Маркштейнами неизбежно доминировала тема Солженицына, главным образом его конфликт с адвокатом Фрицем Хеебом, другом отца Лизы. Именно Лиза Маркштейн убедила Солженицына в 1970 году в необходимости юридической защиты от пиратских публикаций и обеспечила заочное подписание договора между Хеебом и Солженицыным (свидетелем подписания стал тогда Генрих Бёлль). В 1976 году Солженицын уволил Хееба, и конфликт между ними стал предметом судебного разбирательств в Цюрихе.
В резиденции канцлера я был принят одним из его помощников. Личной аудиенции у Бруно Крайского я не просил. Помощник не знал деталей, и никаких досье, связанных с приглашением Роя Медведева в Австрию, найти не смогли. Происхождение приглашения так и осталось неясным. Я в короткой записке просил не повторять приглашений, тем более публично, объяснив, что в данном случае они могут стать предлогом для высылки и лишения гражданства.
Программа симпозиума по геронтологии 19–20 мая оказалась очень насыщенной. Наибольший интерес вызвал доклад профессора Фрица Верзара, самого знаменитого европейского геронтолога и создателя первого в Западной Европе Института экспериментальной геронтологии в Базеле в 1959 году (первый в Европе Институт геронтологии был создан в Бухаресте, второй в Киеве). Успех доклада определялся не только его содержанием, но и личностью докладчика. Верзару, автору более пятисот научных публикаций по физиологии, биохимии и геронтологии человека, в марте 1978 года исполнилось 92 года. За двенадцать лет с нашей первой встречи в Киеве в 1967 году он мало изменился.
Речь Солженицына в Гарварде