Роман Андрея Битова, о котором писал Рой, был опубликован издательством «Ардис» в США в 1978 году. Я его не читал. Он представлял собой новое течение в литературе, возникшее недавно и названное постмодернизмом. Я с ним был мало знаком. К этому течению причисляли себя Эдуард Лимонов («Это я, Эдичка») и Саша Соколов («Школа для дураков»). Массовый читатель, воспитанный с детства на классиках, воспринимает такую литературу с трудом. Эти произведения нелегко переводить на другие языки.
Через три или четыре месяца после этого письма Роя Василий Аксенов и его вторая жена Майя были уже в Лондоне. В одном из колледжей Лондона защищалась диссертация, посвященная новаторскому по литературному стилю творчеству Василия Аксенова. Соискателем докторской степени была Ольга Хейг (Olga Haigh), преподаватель русского языка и литературы. В прошлом она преподавала литературу в Москве, а в Лондоне оказалась, выйдя замуж за британского стажера в МГУ. В своей диссертации она ставила Василия Аксенова на один уровень с Владимиром Набоковым. В издательстве «Ардис» выходили в 1980-м сразу два романа Аксенова, «Ожог» и «Золотая наша железка», а в 1981-м и «Остров Крым». Аксенов обозначал свой литературный стиль термином «сюрреализм». На публикацию английского перевода «Ожога» был через американского адвоката подписан договор. Русские книги «Ардиса», связанного с Мичиганским университетом, считались в США академическими и печатались обычно тиражом в тысячу экземпляров, половина которого уходила в бесплатный распределитель русских книг «Universal Book Exchange», имевший отделение и в Лондоне. Но я не стал объяснять эти детали Аксенову. Вася и Майя были полны энтузиазма. Их путешествие в США включало остановки не только в Англии, но и во Франции, Италии и Швейцарии.
В следующий раз я встретил Василия Аксенова уже в Вашингтоне.
Глава 46
Постоянная работа
В начале ноября 1979 года я получил из Медицинского исследовательского совета (MRC) письмо с предложением перевести существовавший между нами трудовой договор, пятилетний срок которого кончался в декабре, на постоянную основу. В случае согласия мне надлежало составить на трех страницах ориентировочный план исследований на ближайшие три года. Одновременно повышался и мой статус по шкале старших научных сотрудников, имевшей три или четыре градации. Это означало небольшое увеличение зарплаты. Моя лаборантка Линда Робсон также могла теперь пройти переквалификацию с младшего лаборанта на лаборанта. Со временем я мог выдвинуть ее и на должность старшего лаборанта, обычно требующую высшего образования. Для нее в этом случае прибавка к зарплате оказывалась более существенной. Особенность британской системы научных исследований состояла в том, что старший научный сотрудник и его группа, в моем случае она включала Риту и Линду, имели почти полную самостоятельность в планировании и проведении опытов, а также в их финансировании, хотя и скромном. Заведующий отделом генетики Робин Холлидей руководил собственной группой из пяти человек, которая изучала процессы старения, но не на лабораторных животных, а на культурах клеток, в основном фибробластов человека (клетки соединительной ткани, синтезирующие коллаген). В отделе кроме меня работали еще четверо старших научных сотрудников, каждый с самостоятельной темой – по генетическим и биохимическим моделям старения двух видов простейших грибов, выращиваемых в культуре, и одного вида одноклеточных животных. Процессы старения во всех этих моделях имели морфогенетический характер генетически запрограммированной смерти, наступавшей в конце репродуктивного цикла. Эти процессы были предметом изучения для генетики, но не для геронтологии. Главным инструментом для работы моих коллег был микроскоп. В Англии биохимические аспекты старения высших животных изучала лишь наша группа. С генетикой нас связывало то, что мы изучали белки клеточного ядра, образующие комплексы с ДНК. Большинство исследований процессов старения, проводившихся в британских университетах и институтах, имели клиническую направленность. В Великобритании не создавались самостоятельные лаборатории или кафедры геронтологии, хотя такие кафедры или институты уже существовали во всех других странах Европы. В Англии направления своих исследований по традиции определяют сами ученые, в континентальной Европе – соответствующие государственные структуры. К этому времени в мировом научном сообществе произошло разделение