Через неделю Рой прислал вырезку из «Московской правды» с извещением о смерти Тимофеева-Ресовского, помещенным в разделе объявлений. Некролога с подписями не было.
Последние сведения о Тимофееве-Ресовском я получил сложным путем, при посредничестве двух физиков и Роя, в октябре 1980 года от моего обнинского друга Николая Работнова, в прошлом работавшего вместе с Валентином Турчиным в теоретическом отделе Физико-энергетического института (ФЭИ). Работнов был одним из составителей популярных сборников «Физики шутят» и «Физики продолжают шутить» (1966, 1968), выходивших в издательстве «Мир» под редакцией В. Турчина. Работнов, как и некоторые другие физики в Обнинске, изредка навещал Тимофеева-Ресовского, одиноко жившего в своей квартире. Адрес Николая Владимировича знали в Обнинске многие, и к нему гости издавна приходили без приглашений. 7 сентября 1980 года Тимофееву-Ресовскому исполнялось 80 лет. Я послал Николаю Владимировичу письмо с поздравлениями и английский детектив. Он сам уже не мог читать, но его молодые друзья приходили читать ему научные и литературные журналы и книги. В юбилейный день Работнов зашел к Тимофееву-Ресовскому, чтобы поздравить его лично. Никаких официальных церемоний никто не устраивал. (Семидесятилетие Николая Владимировича организовывал академик Б. Л. Астауров с большим числом гостей в банкетном зале ресторана «Пекин».) Мне передали, что Тимофеев-Ресовский чувствовал себя плохо и встречал немногих гостей, сидя в кресле. Он страдал от эмфиземы легких и других проблем, худшей из которых он сам называл камни в почках, вызывавшие сильные боли. Недавно он перенес сложную операцию. Каждый месяц Тимофеев-Ресовский ложился в клинику при институте для обследования и лечения. О последующих событиях в Обнинске я узнавал постепенно в течение двух-трех месяцев из разных источников.
Николай Владимирович оказался в очередной раз в больнице в конце февраля. Он уже знал, что домой не вернется. Чаще других его навещали Александр Ярилин, которого я помнил как аспиранта отдела генетики, и Кирилл Склобовский, сотрудник отдела фармакологии ИМР. Из Москвы приезжали Владимир Иванов и Анатолий Тюрюканов, бывшие старшие сотрудники нашего отдела. Часто приходил Александр Борисов, в недавнем прошлом научный сотрудник, а теперь служитель церкви. Именно его Николай Владимирович попросил привезти из Москвы священника для исповеди и причастия. Как я уже писал ранее, Николай Владимирович был человеком религиозным, хотя в церковь не ходил. В Обнинске церквей не было, ближайший действующий храм находился в Малоярославце. В начале марта для исповеди умирающего приехал Александр Владимирович Мень, знаменитый в то время протоиерей, богослов и проповедник, автор нескольких книг по истории христианства. Младший сын Тимофеева-Ресовского Андрей жил и работал в то время в Свердловске. Похороны назначили на 31 марта. С этим торопились, чтобы избежать большого числа приезжих ученых из Москвы и Ленинграда.
Директора ИМР, профессора А. Ф. Цыба, куда-то уехавшего, замещал профессор Б. А. Бердов, главный хирург клиники. Через много лет он вспоминал:
Дирекция ИМР первоначально объявила, что прощание с покойным состоится в траурном зале морга. Это вызвало негодование академика О. Г. Газенко, директора Института медико-биологических проблем, собиравшегося на похороны. В этом институте, более известном как Институт космической медицины, Тимофеев-Ресовский в 1970–1975 годах читал еженедельные лекции по генетике и радиобиологии, а впоследствии консультировал его сотрудников у себя дома. Институт входил в секретное Третье управление Минздрава СССР и занимался, помимо проблем космической биологии, подготовкой космонавтов к полетам и обследованием их здоровья после возвращения на Землю. Газенко, как и другие академики-атомщики и ракетчики, не был широко известен. Но на неизбежно случавшихся подобных церемониях он обычно появлялся в генеральском мундире с Золотой Звездой Героя Социалистического Труда и орденами. Прощание срочно перенесли в конференц-зал института. Однако речей и выступлений не готовили. Место для своей могилы после похорон Елены Александровны в апреле 1973 года выбрал сам Николай Владимирович – на Кончаловском кладбище Обнинска, рядом с женой.