Однако бункер, в котором находились Николаус Риль и инженерный персонал заводов, не пострадал. Рискуя жизнью, люди уходили, минуя пылавшие руины.
Где именно в Бухе скрывался Риль в апреле, мне не известно. За атомщиками охотились не только американцы, но и гестапо. Для особо важных промышленников существовали бункеры вокруг горной резиденции Гитлера в Австрии. Связь Риля с внешним миром осуществлял Карл Циммер. Он был сотрудником Тимофеева-Ресовского в отделе генетики Института мозга и одновременно сотрудником Риля по проблемам радиационной защиты. Циммер с 1941 года стал членом так называемого Уранового клуба и руководил секретными исследованиями по общей теме «Возможность радиационных поражений и как защититься от них при работе с урановыми продуктами». Циммер, однако, в беседе со мной утверждал, что никогда не был на заводах в Ораниенбурге.
Николаус Риль не питал иллюзий относительно целей полного разрушения урановых заводов. Он знал, что в оккупированных американцами и британцами областях Западной Германии шла охота на немецких физиков. Были арестованы знаменитые физики-атомщики Отто Ган (Otto Hahn), друг и учитель Риля и консультант по его диссертации, а также лауреат Нобелевской премии Вернер Гейзенберг (Werner Heisenberg) и несколько других, и их куда-то увезли. Контакты с ними были потеряны. Как стало известно позднее, их доставили в особую тюрьму британской разведки Farm Hall, возле Кембриджа, и лишили связей с внешним миром. Все разговоры там прослушивались и записывались на пленку. Немецкие атомщики не были нужны для американского проекта, но их следовало изолировать – германские секреты хотели уберечь от русских. Немецкие ученые находились в изоляции в течение семи или восьми месяцев. Выборочные отрывки их разговоров были впоследствии опубликованы.
Хотя Ораниенбург был разрушен, германские запасы урана и уранового концентрата не пострадали. Они хранились в разных местах вокруг Берлина. Главный склад находился в поселке Цехлин в 80 км севернее Берлина. Риль и Циммер понимали, что осведомленность об этом делает их потенциальными мишенями и американских и советских спецслужб. Разница состояла, однако, в том, что американцы хотели уничтожить эти урановые запасы вместе с оставшимся в Восточной Германии персоналом Уранового клуба, тогда как русские хотели ими завладеть. При этом сами члены Уранового клуба представляли для них не меньшую ценность, чем уран и урановый концентрат. Им предстояло участвовать в создании в СССР заводов по производству урана.
В Советском Союзе в распоряжении Игоря Курчатова имелся в это время один килограмм урана, накопленного в Институте редких и чистых металлов АН СССР по технологии Зинаиды Васильевны Ершовой, в то время кандидата технических наук.
Американские охотники за членами Уранового клуба не знали о том, что Николаус Риль жив и скрывается в Бухе. Не знали об этом и в гестапо. Сам Риль не сомневался, что его могли разыскивать лишь для того, чтобы похитить или ликвидировать.
Тимофеев-Ресовский встречается с Завенягиным, заместителем Берии
Тимофеев-Ресовский часто рассказывал о своей встрече в Бухе с Авраамием Павловичем Завенягиным, в то время генерал-лейтенантом НКВД и первым заместителем наркома Лаврентия Берии. И отзывался Тимофеев-Ресовский о Завенягине очень высоко. Именно Завенягин, согласно этим рассказам, хотел сохранить буховскую лабораторию генетики со всеми русскими сотрудниками и перевезти ее в СССР. Я слышал эти рассказы много раз. Даниил Гранин, часто приезжавший в Обнинск для записи рассказов Николая Владимировича, через много лет воспроизвел один из них в знаменитом романе «Зубр» (глава 34
):Я и сам не имел оснований сомневаться в этой версии.
Вклад Николауса Риля в советский атомный проект
Действительную причину приезда Завенягина в Бух раскрыл мне лишь весной 1979 года Карл Циммер во время нашей встречи в Гейдельберге. (Я тогда приезжал в ФРГ в связи с выходом в Гамбурге моей книги об Уральской ядерной катастрофе.) Сразу после капитуляции Германии 8 мая (для СССР 9 мая) Николаус Риль именно через Циммера вступил в контакт с советским командованием. Все детали Циммер не рассказывал. Понять, о чем идет речь, военные не могли, но дали ему 11 или 12 мая возможность поговорить по телефону с Москвой. В своих воспоминаниях, которые были написаны до 1970 года, но частично опубликованы через много лет, Риль сообщал (далее в двойном переводе – с немецкого на английский и с английского на русский):