Опасная профессия

В начале 1947 года Циммеру и Катчу удалось узнать, что Тимофеев-Ресовский находится в ИТЛ Карлаг. К этому времени Риль довел производство чистого урана до 2 тонн в неделю и был при этом абсолютно незаменим, так как ключевая группа инженеров-металлургов была немецкой. Большая часть рабочих завода состояла из заключенных-остарбайтеров. Циммер и Риль понимали, что их друг погибнет в Карлаге. Тимофеева-Ресовского записали в группу Циммера, и просьба о его переводе в «Электросталь» поступила к Завенягину. Распоряжение Завенягина о доставке Тимофеева-Ресовского в Москву поступило в МВД, но, очевидно, через посредников и не как приоритетное. Завенягин в это время был заместителем Берии по 1-му Главному управлению, а не МВД. Только этим можно объяснить многодневный этап в Москву в переполненном столыпинском купе, который лишь чудом не погубил уже сильно ослабленного в лагере узника. Перевод Тимофеева-Ресовского на урановый завод не был освобождением и оформлялся как перевод из одного ИТЛ в другой. Поэтому и отправка была этапом. В Ногинске существовал свой ИТЛ (Ногинский ИТЛ, или Строительство 713). В 1947 году здесь работали 3150 заключенных, в 1948-м уже 8280 (данные архивов МВД). Из арестантского вагона Тимофеева-Ресовского, находившегося в бессознательном состоянии, отправили вместе с другими сначала в медсанчасть Бутырской тюрьмы «на разборку» и уже оттуда через два дня в особую больницу МВД.

Существует легенда, автором которой частично был сам Николай Владимирович, о том, что Завенягин ничего не знал о его аресте и приговоре. Я, как и другие, не имел в то время оснований в ней сомневаться. Д. Гранин в «Зубре» создал из нее сюжет:

«Когда Завенягин хватился, Зубра найти не могли; а может, и вправду затерялись документы, как объясняли потом. Во всяком случае, разыскивали его больше года и нашли лишь в начале 1947 года, доставили в Москву, а оттуда направили на Урал. И стал он там заниматься тем, о чем договаривался с Завенягиным…» (глава 34).

Сейчас для меня очевидно, что Завенягин, ничего не понимавший в генетике, после Берлина не вспоминал о Тимофееве-Ресовском. Если бы его везли из Карлага как важного эксперта для научной работы по особому приказу, то не впихнули бы в «купе», многие пассажиры которого не вынесли путешествия.

Вторую легенду сочинили ученики Тимофеева-Ресовского В. Иванов, Н. Ляпунова и Ю. Богданов к юбилейной статье для журнала «Генетика» в 2000 году:

«…из-за неразберихи с потоками заключенных в Бутырской тюрьме в Москве Тимофеев-Ресовский провел около полугода в страшном Карагандинском лагере МВД, дошел до глубокой дистрофии, перенес пеллагру, частично потерял зрение, по счастливой случайности был найден в этом лагере и специальным курьером доставлен в Москву, где его лечили в “кремлевской” больнице МВД…» (Т. 36. № 10. С. 1421).

Со «спецкурьерами» МВД важные заключенные ездили обычно в купе без посторонних.

В действительности главные усилия в поисках Тимофеева-Ресовского, пропавшего в ГУЛАГе, предпринимались Циммером, Борном и Катчем, его друзьями и коллегами, после начала их работы по контрактам на заводе «Электросталь». Риль им помогал. Регулярно запрашивала все инстанции жена Николая Владимировича Елена Александровна, оставшаяся в Бухе и не имевшая о муже никаких сведений. Потеряться Тимофеев-Ресовский не мог. В тюрьмах и лагерях они были вместе с Царапкиным. Царапкин тоже попал в Карлаг. Но он как биолог оказался там лаборантом в медсанчасти, а не на общих работах. Его затребовал из лагеря в Сунгуле уже Тимофеев-Ресовский. К. Циммер рассказывал мне об этом после прочтения романа «Зубр» в 1987 году (он хорошо владел русским). Первые выпуски журнала с этим произведением Гранин сам привез в Лондон, где я с ним встречался. Писатель работал над ним много лет, и оно проходило через Главлит. Всю правду Гранин писать еще не мог.