Опасная работа

Вид такого лежбища представляет собой поразительную картину. Думаю, что подобного скопления живых существ не найти больше нигде в мире – и это на ледяных просторах, в сотнях миль от гренландских берегов! Объединяются тюлени где-нибудь между 71-м и 74-м градусами северной широты, на долготе еще более неопределенной, но сами животные адрес этот находят безошибочно и без всяких затруднений.

Морж на палубе «Надежды».

Со смотровой площадки главной мачты видно лежбище, которому нет конца. Даже на самой дальней из видимых на горизонте льдин можно различить черные точки, похожие на рассыпанный перец. И повсюду детеныши – неуклюжие бельки с черными носиками и большими темными глазами. Воздух полнится их криками, так похожими на детский плач и крики, что из каюты корабля, находящегося в самой гуще стада, это можно принять за гомон детей в чудовищной величины яслях или детском саду.

«Надежде» в том году одной из первых удалось обнаружить стадо, но до начала разрешенной охоты мы пережили ряд сильных, следовавших один за другим штормовых ветров и волнений на море, подвинувших плавучие льды и заставивших тюленей раньше времени устремиться в воду. Поэтому когда определенный законом срок наконец настал, Природа сильно ограничила нам возможности охоты. Тем не менее на третий день экипаж судна все-таки вышел на лед и начал пожинать плоды своей жестокой деятельности. Деятельность эта, конечно, бесчеловечная, страшная, но не страшнее всякой другой, поставляющей нам на обеденный стол продукты. И все же лужи алой крови на ослепительнобелых ледяных полях под мирным безмолвием синего арктического неба кажутся бесцеремонно грубым вторжением в Природу. Но неумолимая потребность заставляет длить и расширять охоту, а тюлени гибелью своею дают средства к существованию длинной череде поколений мореходов и портовых грузчиков, обдирщиков и дубильщиков, рабочих свечных заводов и торговцев кожами и жиром – всех, кто стоит между убийцами живого, с одной стороны, и щеголем в мягких кожаных сапожках или ученым, протирающим жиром свой тонкий исследовательский инструментарий, – с другой.

Гарпунная пушка.

У меня есть особые основания помнить этот первый день охоты на тюленей из-за того, что приключилось тогда со мною. Я уже сказал, что море было неспокойно, а волнуясь, сталкивало и швыряло льдины, почему капитан и счел небезопасным для человека непривычного выходить на лед. И когда я уже занес ногу над фальшбортом, он приказал мне остаться на корабле. Сопротивление мое оказалось бесполезным, и я расположился на фальшбортах – свесив ноги и болтая ими в воздухе, я пытался унять свою досаду и даже гнев. Так я и качался бы вместе с кораблем, если б не оказалось, что сижу я на тонкой полоске наледи, образовавшейся на дереве фальшборта. И когда судно качнуло посильнее и накренило, я полетел прямиком в воду, в просвет между двумя глыбами льда. На одну из них я выкарабкался, после чего влез обратно на корабль. Однако случай этот помог мне добиться желаемого, капитан заявил, что, так как в воде я и так побывал, то могу спуститься за борт. Изначальные его опасения я оправдал, упав в воду еще дважды за этот день, который и завершил позорным лежанием в постели, в то время как одежда моя была отправлена в машинное отделение для просушки. Утешило меня в моих злоключениях лишь то, что капитана они лишь позабавили, причем настолько, что заставили забыть о скромных результатах охоты, я же довольно долго с тех пор именовался «величайшим ныряльщиком Севера».

В качестве такового я однажды чуть не погиб – освежевывая тюленью тушу и оступившись, я поскользнулся и упал в воду. Случилось это, когда команда была довольно далеко, и никто из моих товарищей не видел, что произошло. Льдина была настолько гладкой и ровной, что уцепиться мне было не за что, а тело мое в ледяной воде быстро немело, и я его уже не чувствовал. Однако в конце концов я смог ухватить руками мертвого тюленя за его задние ласты, и начался кошмар противоборства: вопрос был в том, кто кого перетянет, либо тюлень вытащит на лед меня, либо я стащу его в воду. Мало-помалу мне удалось упереться коленом о край льдины и выкатиться на лед. Помню, что когда я добрел до судна, одежда моя была тяжелой, как рыцарские доспехи, и, прежде чем разоблачиться, мне надо было растопить шуршащую льдом корку на ней.