Опасная работа

Ночью задул северный ветер, и лед, похоже, тронулся. Люди, несмотря на скудный рацион, на который их посадили, находятся в благодушном настроении. Разводим пары, чтобы не мешкая воспользоваться открывшейся возможностью, если она возникнет. Капитан радостно возбужден, хотя временами в глазах его мелькает все тот же диковатый «нехороший» огонек. Его веселое возбуждение озадачивает меня даже больше былой угрюмости. Не могу я этого понять. Ранее я уже упоминал в дневнике одну из его странностей – не пускать никого к себе в каюту. Он упорно и стелет постель себе сам, и убирает в каюте, и все-все делает в ней собственноручно. И я очень удивился, когда он вдруг дал мне ключ и попросил спуститься к нему в каюту взглянуть на хронометр, когда в полдень он станет измерять высоту солнца над горизонтом. Каюта его оказалась маленькой, почти без мебели; я увидел в ней умывальник, несколько книг и никакой роскоши, если не считать картин на стенах. Большинство картин – это небольшие дешевые олеографии, но одна обратила на себя мое внимание. Это был портрет, но вовсе не изображение какой-нибудь писаной красотки, наподобие тех, что украшают матросские кубрики. Ни один художник не может выдумать, даже напрягая фантазию, такой образ – воплощение женской слабости и в то же время твердости характера. Задумчивый, мечтательный взгляд осененных длинными ресницами глаз, чистый, открытый лоб, безмятежность которого, кажется, не омрачают ни мысль, ни забота, странно контрастирует с четкими очертаниями выдвинутого вперед подбородка и решительностью рта. В нижнем углу была надпись «М. Б. 19 лет». То, что в нежном 19-летнем возрасте можно выработать в себе такую силу воли, такой твердый характер, какие читались в этом лице, показалось мне невероятным. Должно быть, я видел перед собой портрет женщины необыкновенной. Ее черты, в которые я вглядывался всего лишь краткий миг, запечатлелись во мне с такой ясностью, что, будь я художником, я мог бы нарисовать ее в дневнике по памяти, каждую черточку этого лица. Интересно, какую роль играла эта женщина в жизни нашего капитана. Он повесил ее изображение в изножье койки с тем, чтобы постоянно глядеть на нее. Будь он человеком менее замкнутым, я не преминул бы заговорить с ним о ней.

Что касается перечня вещей в каюте, то они малоинтересны и недостойны даже упоминания – форменные бушлаты, раскладной табурет, маленькое зеркальце, табакерка и целый набор разных трубок, включая восточную «хуку», казалось бы, подкрепляющую версию мистера Милна об участии капитана в войне, хотя напрямую связывать эту вещицу с якобы военным прошлым капитана, на мой взгляд, было бы натяжкой.

11.20 вечера

Капитан только что отправился спать после долгой и интересной беседы со мной на отвлеченные темы. Когда он хочет, он может быть самым занимательным собеседником, начитанный, умеющий выразить любое свое мнение без сухости и педантизма. Рассуждая о душе и ее свойствах, он кратко охарактеризовал взгляды на этот предмет Платона и Аристотеля и говорил очень авторитетно. Он, кажется, склоняется к теории метампсихоза и симпатизирует Пифагору и пифагорейцам. В разговоре коснулись мы и современных спиритуалистов, и я позволил себе пренебрежительную шутку на их счет, сославшись на мошенничество в работах Слейда, но, к моему удивлению, он очень серьезно и внушительно предостерег меня от путаницы понятий и смешивания двух разных вещей, – что было бы так же нелогично, как отрицать христианство из-за того, что ученик Христов Иуда был негодяем. Завершив таким возражением нашу беседу, он вскорости пожелал мне доброй ночи и удалился к себе.

Ветер свежеет и упорно продолжает дуть с севера. Ночи стали теперь совсем темными, не светлее, чем в Англии. Надеюсь, что завтрашний день освободит нас из ледового плена.

17 сентября

Опять этот призрак! Слава Богу, что нервы у меня крепкие. Суеверность этих несчастных парней, обстоятельные рассказы об увиденном, которыми они делятся так серьезно и с такой убежденностью, ужаснули бы всякого, не столь привычного к их нравам человека. Версий много, и детали разнятся, но суть сводится к одному: вокруг судна всю ночь летало что-то странное, и то, что видели Сэнди Макдоналд из Питерхеда и «длинный» Питер Уильямсон с Шетландов, подтверждает увиденное мистером Милном с капитанского мостика. Так что свидетелей теперь трое, и говорят они одно и то же, почему опровергать их стало труднее.