Люси ответила, что есть только одна модель подходящего размера. Людовик, впервые умудрившись мобилизовать трех человек, чтобы померить штаны, решил, что с него хватит. Видя, с каким отвращением он держит этот спортивный костюм кончиками пальцев, продавщицы засмеялись. Охранник тоже.
– Как пижама это было бы неплохо, – постановил он.
Людовик взял джинсы, в которых пришел. Прежде чем он надел их, продавщица попросила показать ей этикетку, но та настолько полиняла, что уже ничего нельзя было прочитать.
– Мсье, вам стоит поискать в интернете или в магазине больших размеров.
В общем, они ясно говорили ему, чтобы проваливал, правда, со смехом. Людовик присмотрелся к ним, ко всей троице. Охранник смахивал на баскетболиста, очень худощавый и ростом под два метра, а что касается продавщиц, то у обеих халатики распирало от округлостей, у одной грудь была такая пышная, что и двумя руками не обхватить, но другая, хоть тоже кругленькая, была на удивление пропорциональной, и ее избыточная полнота радовала глаз: эдакая пышечка с тонкими чертами, чистое личико принцессы на теле размера XXL. Помимо своей воли Людовик вызвал что-то вроде всеобщей симпатии и даже соучастия, он тут случился как интермедия, как развлечение, с которым им было трудно расстаться. Он предложил помочь им снова сложить все эти штаны в стопки.
– О нет, нет-нет-нет, оставьте, знаете, правильно складывать это целое искусство…
Он заметил в зеркале отражение своего тела, на которое смотрел довольно редко. Во времена тренировок они качали мышцы перед зеркалами спортивного зала, большую часть упражнений надо было делать, глядя на себя, будь то приседания со штангой, чтобы подкачать ноги, или разминка, тоже лицом к зеркалам. Ему показалось, что зеркало этой кабинки – увеличительное, он решил, что выглядит в нем гораздо шире, чем на самом деле, хотя, может, он и в самом деле был таким. Ведь самому никогда толком не известно, каким выглядишь в глазах других. Прежде чем надеть свой блейзер, он напряг бицепсы и брюшные мышцы, чтобы растянуть футболку – внезапно прорвавшийся рефлекс подростка, выражение подспудного желания подраться. А истина была в том, что его преследовал Кобзам, редко какой-то тип так мерзко его раздражал, этот гад словно подгонял его стрекалом, вмиг выводил из себя всего несколькими фразами, словно обзывал его деревенщиной, не зная наверняка, откуда он, хотя, быть может, просто догадался, это было до такой степени очевидно. Редко ему бросали столько гадостей в лицо, холодно, из чистого вызова, но не физического, у этого типа были гораздо более извращенные побуждения, гораздо более гнилые. Его приводила в ярость одна только мысль, что Аврора готова уступить ему, что она даже не хочет, чтобы он заплатил, – это доводило его до белого каления. Возвращаясь, он думал об удовольствии посчитаться с этим типом, припугнуть его как следует, чтобы тот струхнул по-настоящему, а может, и заставить его раскошелиться, но даже не на деньги, а на извинения.
Когда они только начали жить с Ричардом, каким полнейшим восторгом было просыпаться вместе каждое утро, она это хорошо помнила; но потом родились дети, их карьеры пошли в гору, их утра сделались короче и быстрее, а потом и вовсе стали совсем другими.
Рядом с Людовиком, лежа под вечер в его постели, она открыла совершенно иную разновидность восторга, столь же сильного, но гораздо более мимолетного, восторга видеть другого, никогда не зная, когда это случится в следующий раз, а еще была эта удивительная пустота, рождавшаяся, когда они расставались, каждый просто исчезал из жизни другого, хотя и недалеко, каждый на своей стороне двора, но становился недостижимым. Сегодня они встретились у него. На следующий день после «Большого Каскада». Она сунула в его почтовый ящик записку с сообщением, что зайдет к нему в ближайший понедельник, около семнадцати часов. Впервые один из них назначил другому свидание, подсунув ему записку, в остальном у них не было никакого средства встретиться, никакой электронной почты, никаких телефонных номеров. Но эта неопределенность была радостной и сопровождала Аврору целыми днями, она наслаждалась легкостью, которой одаривала ее связь, подчинявшаяся лишь случаю и желанию, это возбуждало гораздо сильнее, чем предумышленные или давно продолжающиеся встречи, и становилось гораздо драгоценнее, чем привычка или обыденность. Ей было хорошо рядом с этим мужчиной, который слушал ее. Она говорила себе, что всякий раз, когда они будут видеться, это станет отступлением от правил в чистом виде, отклонением в сторону, путешествием к новым местам, к островкам, рассеянным по ее жизни, и она будет переплывать от острова к острову, ожидая следующего в воспоминании о предыдущем.
– Но этот тип – это все-таки не единственный дистрибьютор, кто работает с Азией, ты можешь найти и другого…
– Может быть. Только у этого наилучшие позиции, да к тому же в любом случае у меня больше нет коллекции, и я не знаю, когда мы вновь сделаем хоть одну, у нас больше нет средств.