Опасная тропа

— Этот твой родственник чересчур любопытный, зачем, спрашивается, ему читать мои письма? Это незаконно, — возмущается Зизи как-то по-детски, смешно грозя пальцем у самого рта. — Это не честно и бессовестно. Не хватает, что сам прочитал, так еще и отцу моему передал…

— Любовное? — вдруг встревает в разговор Асият, глядя в сторону водопада. Она улыбается ярко и светло, и вообще, во всем она выгодно отличается от подруг. Она стройна, удивительны ее с лукавинкой миндалевидные глаза, в зрачках которых светится солнце величиной с кончик иглы…

— Какое же еще…

— Ой, что же он тебе писал, Зизи? — захлопала в ладоши Айша.

— Отец порвал письмо. А я так ждала этого письма, так ждала, с волнением, с нетерпением…

— Потому что ты первая ему писала, да?

— Да.

— Ой, какая ты смелая, Зизи. Ты хоть раз целовалась с ним?

— Ты что? — испуганно оглядывается Зизи. Она зарделась от слова «целовалась». — Как тебе не стыдно.

— Это по-нашему если сказать, стыдно, а Айша тебя русским языком спрашивает, — говорит Асият. А какая у этой девушки горделивая осанка, на губах легкая улыбка. И точка-родинка на щеке, как зерно чечевицы.

— Все равно стыдно.

— Не понимаю, что тут стыдного, если целовались, скажи?

— Да, один раз, перед тем, как уехал на службу.

— Ой, какая ты счастливая, — у Айши звонкий голос и ровный жемчужный ряд зубов.

— Нашла счастливую, — я в догадках теряюсь, мучаюсь, думая, что же мне написал мой Сунгур, а твой этот родственник…

— Брани, брани его, сестричка, он не имел права, он скверный, он вредный… Я его матери скажу, что он гнусный, не стесняйся меня, сестричка, побрани его, — затараторила Айша, когда поняла неприглядность поступка родственника.

— Да чтоб он лопнул… да чтоб ослеп!..

— «Да чтоб ослеп» — это жестоко, сестричка, пусть лопнет, пусть отсохнет рука его, что коснулась письма…

— Ой, девушки, давайте искупаемся, — восклицает вдруг Асият, более смелая и своевольная среди подруг. Своенравность ее давно замечена в школе.

«Вот этого еще не хватало» — подумал я с досадой и жду, чтоб они поскорее отсюда удалились. Откуда им, этим озорницам, знать, что мне неудобно сидеть на корточках, неловко.

— Настроения у меня нет, — говорит Зизи.

— Ты не горюй, напишет еще, — уверяет подругу Асият. — Нет, я все же искупаюсь… — присаживается она на камень.

Я ее хорошо знаю — это наша выпускница. Делает то, что задумает, переупрямить ее никто в школе не мог. Она любимая дочь прославленного чабана Али-Булата и сестра семи братьев, как ей не быть своенравной — никого и ничего на свете не боится.

— Сестрички, — кричит она, — если вы не хотите купаться, то покараульте меня, ты в одну сторону, а ты в другую, смотрите в оба, хотя чего бояться, аль не хороши мы, сестрички?!

Ой, что она делает, вот девка, не завидую тому, кто на ней женится, сразу окажется под ее каблуком, как говорят горцы, восприняв эту русскую пословицу, как свою. Я жену свою еще не видел голой, а она, эта бесстыжая девка, сейчас раздевается передо мной. Вы, конечно, скажете, закрой глаза и отвернись. Да, легко вам это сказать, попробовали бы сами… Тем более, если перед вами скидывает с себя облачение молодая, похожая на искру, стройная, щедро наделенная природой всеми прелестями девушка. Что ваше кино и телевизор. Братцы, что мне делать? Вот они — эти тугие, не знавшие еще лифчика груди… эти ноги, эти бедра, талия, шелковые розовые трусики… Вот она оттягивает резинку. «Остановись! Остановись!» — неужели я крикнул вслух?

— Ой, кто здесь?! — встрепенулась девушка, схватив платье, прикрывает себя, оглядывается, будто со всех сторон на нее налетела свора собак.

— Никого нет, можешь искупаться, — говорит Зизи, — это сучок какой-то треснул.

— Ой, как я испугалась…

— Да, испугаешь тебя.

— А чего мне… не хромая, не кривая, — есть на что посмотреть, я девушка ладно скроенная… — певуче растягивает слова Асият.

— А мы будто кривые… — ворчит Зизи.

— Ой, девушки, по-моему, кто-то есть… я дыхание слышу, — тревожно оглядывается Айша.

— Трусишка ты, это ты свое дыхание слышишь. Тени своей боишься, — упрекает ее Зизи.

Тут я чихнул. Нет, не нарочно, это вышло непроизвольно… Еще бы, — я долго уже на сырой земле… Давно бы отполз я отсюда, если бы была возможность подняться и одеться.

Подружки, что на карауле, встрепенулись, оглянулись.

— Это ты чихнула? — спрашивает Айша у Зизи.

— Нет, не я. Я думала, что ты чихнула.

— Я же говорила, что здесь кто-то есть.

— Ну и пусть будет. Она наверняка не слышала. Девушка она красивая, наверное, кто-нибудь из наших пастухов прячется и любуется ею.

— Ой, что ты, есть же поверье, что замуж ее никто не возьмет, если глазел кто-то…

— Выдумки… по ней давно сохнет мой брат Усман. Он готов хоть сегодня ударить в барабан, если она согласится…

— Разве Асият не едет учиться?

— Не знаю.

Меня они приняли за пастуха, ну что же. Вон кстати и коровы совхозные племенные, цвета золы, бредут по речке, по лесу. Но я так могу простудиться, и за что?.. Нет, надо как-то отпугнуть их, а как?.. Тогда я искаженным голосом кричу, сложив рупором ладони у рта: