Опасное искусство (СИ)

— Я должен, Лис. — Прежде чем она успела ответить, он пообещал: — Но я вернусь. Я ведь это уже говорил.

— А если не вернёшься?

Габриэль понял, о чём она. Раньше он о таком не думал, а теперь… Теперь всё было иначе, и он впервые за много лет хотел жить.

— Я обязательно вернусь. Обещаю тебе.

— Когда ты уезжаешь, больше всего меня пугает неопределённость. — Элисаэль продолжала прижиматься к нему, её руки касались его лица, шеи, плеч, волос, и Габриэль уже с трудом понимал, что она говорит. — Ты можешь пропасть на неделю или на две, можешь исчезнуть на несколько месяцев. Можешь вернуться израненным или калекой. Да и вернёшься ли ты? Я каждую секунду твоего отсутствия пытаюсь гнать прочь эти мысли, но они не дают мне покоя. Мне тревожно, и я не нахожу себе места. Ты очень дорог мне…

— Как и ты мне. Поэтому я и должен завтра уехать. Чтобы разобраться с этим делом, оставить его в прошлом, а потом вернуться к тебе и больше никогда не оставлять одну.

Она резко прильнула к нему, требуя близости неумелым, но очень решительным поцелуем, и Габриэль, едва стоящий на ногах от усталости и неуверенный в себе из-за не дающей покоя раны, всё же не сумел ей отказать.

 

*

Гарпия любила сухой песок дороги и скорость, поднимающую пыль под копытами, и сейчас, когда всадник не сдерживал её, а наоборот привычно подгонял лёгкими ударами в бока, она скакала во весь опор. Справа мелькал высокий лес, уже сбрасывающий листья, слева без конца тянулась голубая лента озера. Центральная дорога провинции была многолюдна, и вслед спешащему всаднику то и дело слышались недовольные возгласы или даже ругательства. Рэл не обращал на них внимания.

Тело от верховой езды болело. Каждое движение отзывалось болью в животе, но довольно скоро к этому удалось привыкнуть. Рана уже затянулась, залеченная восстанавливающей магией и зельями Тэниэрисса, на коже остались только большой тёмный участок от удара и светло-розовая точка свежего шрама.

Люсьен так и не вернулся, и на фоне всего происходящего это вызывало тревогу. Но у Габриэля не было времени разыскивать его. Он направлялся в Коррол, чтобы закончить начатое.

Дафне он приказал вернуться в Бруму и найти Фьотрейда. Ей было нельзя оставаться одной, и тем более было нельзя ехать с Габриэлем. Она долго упиралась и спорила, но в конечном итоге послушалась, в который раз сказав, что с возрастом Габриэль всё больше становится похож на своего отца.

Останавливаться и давать себе отдых приходилось чаще, чем обычно, так что к Рейлесу он добрался нескоро. Оставив Гарпию у старой коновязи, он спустился в подземелья форта через пещеру, надеясь, что ему удастся отыскать Аркуэн. На земле перед входом он заметил следы копыт и сапог, оставленные не так давно, а это значило, что он не был единственным гостем Рейлеса за последние несколько часов.

Однако, как только он спустился и миновал длинный узкий коридор, увиденное заставило насторожиться. В комнате было пусто, но на столе уже догорали толстые свечи, залепив воском ножки массивных подсвечников. Аркуэн бы не ушла, расточительно не погасив огни. Рэл подошёл к столу, осмотрел быстрым взглядом оставленные раскрытыми бумаги, и вновь подумал, что Аркуэн поступила крайне неосмотрительно, не убрав эти документы в сейф.

Стало тревожно. Рэл быстрым шагом покинул комнату и громко позвал:

— Аркуэн!

Голос пролетел коротким эхом под сводами крепости, но никто не отозвался. Габриэль неосознанно ускорил шаг и резко распахнул очередную дверь.

Сначала он замер, обомлев от испуга, а потом сорвался на бег и за малую долю секунды оказался у противоположной стены. Он упал на колени перед эльфийкой и сразу же коснулся пальцами пульса на шее. Толстая жила короткими толчками подалась навстречу, и Габриэль с облегчением понял, что у него ещё есть надежда спасти её.

Он быстро нашёл тонкую глубокую рану в животе. Аркуэн уже долгое время истекала кровью, сидя на полу у стены, и было удивительно, что она до сих пор продолжала цепляться за жизнь. На её раскрытой ладони лежал узкий метательный кинжал. Похоже, она сумела вытащить его и потеряла сознание от боли и кровопотери.

Габриэль вдруг понял, что им овладевает неконтролируемая злость, потому что предатель даже побоялся сразиться и нанёс удар издалека и, может, незаметно. Так он поступил и с Дафной, и с самим Габриэлем. Но потом в этом кинжале что-то показалось знакомым, и, взяв его с холодной липкой ладони эльфийки, Габриэль стёр с рукояти кровь. Тусклая золотая линия, протянувшаяся спиралью вокруг выбеленного дерева, блеснула в мрачном свете подземелья.

У Габриэля затряслись руки.

Он расстегнул одежду Аркуэн и туго перевязал её тело найденными в сумке бинтами. Они мгновенно пропитались кровью, а попытки привести альтмерку в чувства оказались тщетными. Её нужно было везти в город к целителю, и Габриэль, подхватив на руки лёгкое тело, почти что бегом направился на улицу.

У него была только резвая лошадь под седлом, и Габриэль понимал, что это не лучший способ перевозки раненой, но иного выбора не было. Он спешил, чтобы не потерять ещё и Аркуэн.