Опасное наследство

Было уже поздно, и моя свеча почти совсем догорела, но мне не спалось. Я лежала в кровати, вспоминая события этого счастливого дня, восстанавливая в памяти разговор с моим Гарри – так жених просил называть его, сказав, что в семье его все так называют, – и думая о Джейн, которая улыбнулась мне и от души пожелала счастья.

– Ведь ты рождена для семейной жизни, Кэт, – сказала сестра. – У тебя светлая, бескорыстная душа. Я знаю, ты будешь счастлива. А мне бы хотелось обручиться с моими книгами!

Бедняжка Джейн! Я верю, что она сказала это совершенно искренне.

Во время застолья, устроенного нашими родителями, я почти ничего не ела. После того как мы заглянули в глаза друг другу, принесли клятву вечной любви и верности, голова у меня слишком кружилась.

– Я благодарю Бога за то, что нам недолго ждать свадьбы, моя прекрасная Катерина, – прошептал Гарри, прежде чем мы попрощались. – Не могу дождаться, когда ты станешь моей! – Его слова и то, как он пожал мою руку, произнося их, обещали так много.

Я росла в сельской местности, среди лошадей, собак и домашних обезьянок, а потому имела представление о физической стороне жизни, но в этот миг вдруг начала понимать, что в любви есть что-то такое, о чем я прежде и не догадывалась. Я вспыхнула и улыбнулась. Меня воспитывали в скромности и сдержанности, не рассказывая о тайнах брачного ложа. Поэтому у меня не было никакой возможности сообщить Гарри, как сильно я желаю его.

Разумеется, после такого дня ни о каком сне и речи быть не могло, потому что я грезила наяву. А потом я вдруг поняла, что голодна, ведь я почти ничего не ела, и меня стали донимать мысли о холодном мясе, которое наверняка осталось в буфете большого зала.

Я встала, надела новую ночную рубашку – дорогую, с пышными рукавами и высоким воротником на пуговицах – и пошла со свечой по винтовой лестнице, ведущей в зал. Справа я увидела чуть приоткрытую дверь в гостиную, откуда доносились голоса родителей, которые нередко засиживались допоздна перед камином, попивая вино. Я хотела было войти, но остановилась как вкопанная, услышав слова, которые встревожили меня. Я знаю, что должна была тут же уйти, но я всегда была любопытным ребенком и теперь даже не потрудилась вспомнить о том, что любители подслушивать чужие разговоры редко слышат что-нибудь хорошее, в особенности о себе.

– Надеюсь, Пембрук не дрогнет и не отступит.

Голос матери заставил меня замереть на месте. «Не дрогнет и не отступит»? Почему это граф должен дрогнуть?

И о чем они говорят – неужели о моем замужестве? Я затаила дыхание.

– Это исключено, – твердо заявил отец. – Пембрук теперь повязан по рукам и ногам, и ему уже не выпутаться.

– Да ничего подобного! Ты прекрасно знаешь, что соглашение о браке не консумируется [6] немедленно. Мне это не нравится.

Мое сердце при этих словах стало биться быстрее и не успокоилось до того момента, пока я не перестала подслушивать.

Голос матери звучал резко:

– А я ведь говорила тебе: нужно было настоять на том, чтобы они прямо в день свадьбы легли в одну постель! А ты вместо этого согласился на условия графа.

– Но Катерина еще слишком юна – ей всего двенадцать. Граф сказал, что учитывает ее возраст, и мне это понравилось. – Судя по тону, отец явно оправдывался.

– Это все слова! Пустые благородные слова! Катерина уже вполне созрела для супружеской постели, – фыркнула мать, и меня передернуло от ее грубости. – Ясное дело, Пембрук не вполне доверяет Нортумберленду и теперь выжидает: хочет понять, сможет ли герцог удержаться у власти после смерти короля. Всем известно, что католичка Мария [7] не питает особой любви к Нортумберленду. Если только появится хоть малейший повод, она тут же повесит его. Если Мария окажется на троне, я за жизнь герцога и гроша ломаного не дам.