Он дернулся, и я потрясенно подумал: «Неужели это все же правда? Ладно, сейчас поддам жару».
– Ты рехнулся? Это не он, – прошептала Молли, очнувшись от первого шока. – Он бы так не поступил!
Но я хорошо отличал нечистую совесть от оскорбленной невинности – потому что сам частенько разыгрывал вторую из них. Надо его дожать, и он во всем признается.
– Флинн, духи убитых взывают к тебе! – захрипел я громче, едва не высовываясь за дверь. Все, чего не освещал камин, терялось в темноте, так что вряд ли кто-то поймет, откуда исходит звук. – Покайся, или умрешь! Смерть – это холод и страх, и она настигнет тебя немедленно!
Флинн сжал губы. Он уже вернул самообладание и терять его снова не собирался. Даже жаль на секунду стало, что я не настоящий призрак, тогда бы точно смог напугать его до икоты. И тут он сделал то, чего я совершенно не ожидал: пошел к нашей двери. Ничего себе храбрец! Не боится ни живых, ни мертвых! Я дернул Молли за собой, и мы спрятались за оконную портьеру. Секунду спустя Флинн распахнул обе створки и напряженно застыл на пороге, вглядываясь в темноту.
– Братцы, это какой-то розыгрыш, тут никого нет, – пробормотал он. – Разве стали бы настоящие духи трусливо прятаться в тени? – Он обернулся к своим через плечо. – Кто-то хочет лишить меня вашего доверия. Пусть повторит свои обвинения. Если он правда с того света, пусть сделает что-нибудь получше, чем пугать из-за стены! Ну? Ау!
Ох. Я невольно восхитился. Мы оказались куда более похожи, чем я думал: оба не сдавались без боя и привыкли добиваться своего. Лучшие притворщики – это те, по чьему виду заранее ни за что не скажешь, что они неискренни. Вот и Флинн из таких.
А чтобы разоблачить хорошего лжеца, нужен лжец еще лучше. «Вызов принят, козел», – подумал я, тихо стоя за портьерой.
Флинн еще какое-то время вглядывался в темную гостиную, потом вернулся в столовую, оставив двери распахнутыми. Хитрец! И что нам теперь делать? Не можем же мы выбраться из-за портьеры у всех на глазах! Оставалось следить в щелку между полотнищем ткани и стеной. Обзор из-за этого очень сузился, я видел только дверь, зато голос Флинна слышал отлично.
– Подумайте-ка, кому выгодно очернить меня в ваших глазах? – громко заговорил он. Остальные молчали. – Так называемому Доброму Джентльмену, конечно! С чего вы взяли, что он умер? Небось наблюдает за нами, живой и здоровый, через какую-нибудь дырочку в стене. О, я вам скажу, зачем он все это затеял! Он узнал, что я собираюсь объединить вас всех ради общего дела, и понял, что его власти над нами конец. – Флинн прерывисто вздохнул. Голос у него был просто дивный, созданный, чтобы убеждать. И импровизировал он прекрасно, я против воли был впечатлен: не раскис, а сделал свой ход. – Откроюсь вам: я говорил со всеми вами, с каждым втайне от прочих, и объяснял, что в воровстве у богатых ничего плохого нет. Но больше я скрываться не буду, скажу все прямо! Взгляните на этот дом: у богатых есть все, а мы ютимся в нищете! Англичашки ограбили нашу землю, отобрали ее, а мы должны покорно благодарить?
Идеальная, идеальная стратегия: когда тебя в чем-то обвиняют, обвини кого-то другого. Желательно – того, кого нет в комнате и кто не сможет себя обелить.
– Вы так восхищались этим джентльменом, но гляньте на портрет! О, это мундир британской армии, я его везде узнаю. Вот почему этот человек делал нам подачки! Ну хорошо, что хоть кого-то из этих извергов мучает совесть! Такие, как он, убили обоих моих дедов. Моя семья была богатой и знатной, но война нас разорила, и вот я здесь!
Такого поворота событий я не предусмотрел: не подумал, что, кроме Молли, кто-то разглядит мундир на портрете. Эх, я сам виноват! Тут раздался деревянный стук и звон: судя по всему, Флинн разошелся так, что влез на стол, уронив оттуда винный бокал.
– Все эти ценности залиты кровью наших братьев, и я не буду извиняться за то, что призываю вас всех: грабь богатых подонков! Он не хотел, чтобы мы грабили хозяев, к которым он нас устроил, только потому, что это все его дружки.
Как же ловко он сменил тему! И так убедительно говорил, что я сам невольно заслушался и на секунду почувствовал себя ирландцем, готовым накостылять бессовестным захватчикам. Чтобы сбросить наваждение этого прекрасного голоса, я даже решился выбраться из-за портьеры и скользнуть в угол между распахнутой дверью и стеной, чтобы посмотреть, как идут дела. Картина передо мной предстала следующая: Флинн стоял на столе, дивно красивый в отсветах камина, остальные завороженно слушали его, столпившись вокруг. Ох, какие же они все наивные! Как будто притворщиков никогда не видели. А может, и не видели. Это я учился там, где притворяться кем-то другим так же необходимо, как дышать.