Опасность тьмы

– О скольких мы еще не знаем? – наконец сказал Чапмэн. – Господь всемогущий. Кто будет допрашивать ее на этот раз? Ты? Я? Полицейские половины графств?

– Она не заговорит.

– Всякое бывает. – Он оглянулся. – Вы ни единого слова не проронили, сержант Коутс.

– Сэр.

– Выбивает из колеи.

– Да. У нас будет ребенок. У меня и Эм. А я тащу домой – вот это.

– Неправильно будет говорить, чтобы вы не принимали это близко к сердцу. Такие вещи ты принимаешь близко к сердцу. Если нет – значит, ты уже не человек вовсе.

– Слайтхолм ни разу не человек. Ничего человеческого я в ней не вижу.

– Если это она. Если они связаны. Давайте не будем бежать впереди паровоза.

Их этим было не обмануть. Он должен был это сказать, и они должны были об этом подумать, но это ничего не значило.

Навстречу им шла женщина с парой лабрадоров, все трое радостно шлепали по воде. Саймон нагнулся и подобрал кусочек прибитой к берегу деревяшки. Когда собаки подошли ближе, он бросил его. Они бросились за ним и плюхнулись в спокойное море, раскрыв пасти и лая от восторга. Женщина смущенно остановилась.

– Что здесь происходит? – спросила она, показав на полицейскую ленту и машины.

У Чапмэна уже было наготове удостоверение.

– Лучше уходите отсюда, – сказал он, – дальше вас в любом случае развернут.

– Но что такое, что случилось? Тут был какой-то несчастный случай?

Серрэйлер и Натан оставили его разбираться, а сами стали удаляться от моря, возвращаясь к машинам.

– Ты в порядке?

– Босс. Я просто задумался. Черт. – Он замотал головой. – Вы зачем решили сюда приехать?

– По нашему делу.

– Но это только один из них. Только один из них был нашим делом.

Они подошли к «Лендроверу» и остановились подождать Чапмэна.

– Ну просто мне показалось, что это как будто… дань уважения. Он что, ожидал, что вы туда полезете?

– Ожидал.

Да, он ожидал. «Ты захочешь там побывать, – сказал Джим Чапмэн. – Ты захочешь туда зайти». Дань уважения – если это была она, эдакий жест по отношению к старшему инспектору из ведомства другого региона – сама по себе была ценна и ожидаема, но здесь было большее. В тот самый день, когда исчез Дэвид Ангус, для Серрэйлера это стало личным. Ему нужно было оказаться рядом, когда все это закончится. Но был ли это конец? Эдди Слайтхолм будут опрашивать снова – будет опрашивать он, Джим Чапмэн. Может быть, ее даже привезут сюда. Есть ли еще другие места? Убежища? Могилы? Он понимал, что большую часть этих вопросов он оставит другим. Все, чего он хотел, – это окончательного опознания тела Дэвида Ангуса, а еще увидеть, как Эдди Слайтхолм сядет за это в тюрьму. Это займет много времени, и он успеет принять участие еще во множестве разных дел. Но до того, как это случится, он не сможет закрыть это конкретное дело, только не у себя в душе.

Позже, уже выехав на большое шоссе, Натан сказал:

– Тут наклевывается работа.

– С Чапмэном?

– Ну, только он выйдет на пенсию к Рождеству. И будет большая перестановка. Вакансия инспектора. Район вересковых пустошей.

– И?

– Хотел узнать, что вы по этому поводу думаете, босс.

– Если ты хочешь двигаться вверх, тебе придется двигаться дальше. Как можно дальше, разумеется.

– Сказать по правде, босс, я уже устал от того, где я сейчас.

– Констебль Кармоди? Да ладно, Натан.

– Да нет, с ним я разберусь и глазом не моргнув. Просто мы с Эм уже давно хотим перебраться поближе к природе. Это хорошая возможность.

– Думаешь, ты получил достаточно опыта, походив со значком сержанта?

– Не знаю. Но Чапмэн об этом ничего не говорил, это точно. Это означает, что вы за меня не поручитесь, босс?

– Нет. Решать тебе. Если ты думаешь, что готов, и если ты точно знаешь, что хочешь быть именно там, то вперед, я поручусь за тебя.

– Ур-р-ра, – тихо сказал Натан, ударив кулаком по ладони. – Спасибо.

– Удачи.

Он говорил это искренне. Он знал, что Натану нужно двигаться. Он должен был взобраться по этой лестнице, и он должен был неплохо с этим справиться. Он заслужил это, и все, кто захотел бы ему помешать, очень скоро пожалели бы. Он говорил себе все это, когда проезжал последний участок по шоссе по дороге к дому. Но он почувствовал внезапный укол сожаления, не только о молодом детективе, которого он взрастил, повысил до сержанта и вместе с которым он пережил не один тяжелый день. Он сожалел о чем-то еще, о какой-то частичке своей молодости, которая теперь уходила вместе с Натаном Коутсом.

Он чувствовал себя старым. Сегодняшний день не добавил света в его жизнь. Маленькие кучки костей на черных холодных камнях не выходили у него из головы с самого утра. И, наверное, уже никогда не выйдут.

Он чувствовал, что все вокруг куда-то уходит, как будто смытое приливом, а он остается на берегу совершенно один.

Шестьдесят два