Президентами Преобразованных Северо-Американских Штатов неизменно становились главы Патриотической партии. Избиратели не знали о них ровным счетом ничего, правда, по слухам, все они были мультимиллионерами. Они скрывались под ложными, вымышленными именами, которые брали из фильмов или мультипликации, безостановочно транслировавшихся в Сети и по телевизору. Симпатия к ним (и параллельно антипатия к другим кандидатам) вызывалась посредством дружелюбных, улыбчивых мин и навязчивых мелодий, сопровождавших любое их появление в СМИ. Попытки выяснить о них хоть что-то шли вразрез с законодательством Информационного бюро и приравнивались к государственной измене.
Вулфман поведал, что после Второй мировой население Америки жило в неотступном страхе перед ядерным холокостом. Школьников с пяти-шести лет учили, как действовать во время ядерной вспышки – нырнуть под парту, пригнуться, накрыв голову руками.
– Для счастливчиков имелись бомбоубежища с запасом провизии. Тогда этот бизнес процветал.
– Но ядерного холокоста не произошло?
– Нет.
– Однако здесь, в Зоне девять, люди по-прежнему верят в такую возможность? Верят, что Россия сбросит на США ядерные бомбы?
– Нельзя говорить «по-прежнему верят» – на дворе пятьдесят девятый год, для населения США вера в ядерный холокост – не отклонение, а норма.
В висках вдруг заломило. Я приспособилась жить в минувшей эпохе, словно это было
Изумленный и слегка раздосадованный моей наивностью, Вулфман продолжал:
– Да, нынешние обитатели США живут в постоянном ожидании ядерной войны. Даже не осознают этого, как мы не осознаем собственную смерть и угасание личности. Мы не в состоянии представить самих себя и дорогих нам людей мертвыми. Не можем вообразить десятки миллионов погибших в мировых войнах двадцатого столетия, в СССР и Китае. Однако населению основательно промыли мозги, заставили поверить в коммунистическую угрозу, в необходимость строить бомбоубежища и закупать оружие тоннами. САШ учинили реформу государственных школ, поэтому ты вряд ли сильна в истории, но, думаю, даже тебе известно о двух cпутниках, запущенных Россией в пятидесятые, о ядерных испытаниях на территории СССР и юго-западе США. Настала эпоха ядерного фетишизма. В отличие от нас, у местных жителей нет доступа к будущему – они понятия не имеют, что ядерный холокост не случился, а бомбоубежища простояли без дела. И коммунисты не свергали американское правительство.
– Но ведь это же хорошо. Ну, наверное.
– Ты умница, – засмеялся Вулфман. – Конечно, это хорошо. Произойди ядерная катастрофа в прошлом, в будущем не появились бы на свет наши родители, а следовательно, и мы с тобой. Поэтому ты совершенно права.
Как ни парадоксально, Вулфман рассуждал о будущем, которое стало для меня прошлым – прошлым, куда мне нет возврата. А для Айры, сосланного намного раньше, будущее находилось еще дальше в прошлом.
Заметив мою растерянность, Вулфман заговорил о послевоенной политике: холодная война; зверства сенатора Джозефа Маккарти; слушания в конгрессе, посвященные деятельности армии и ВМФ; коммунистическая «охота на ведьм», инициированная в конце сороковых годов рьяными патриотами вроде судьи Генри Мадины; поражение интеллектуала Эдлая Стивенсона в битве за президентское кресло и ошеломительная победа бывшего генерала Дуайта Эйзенхауэра.
– Вся история Соединенных Штатов сводится к борьбе межу ними – богатыми капиталистами – и нами, рядовыми гражданами. Неудивительно, что у нас не было ни единого шанса.
Вулфман со смехом пожал плечами. Разве в этом унылом подземелье мелочь вроде истории может иметь значение? Ты осознаешь каждый вдох, насущную потребность в кислороде; сломайся вдруг вентиляторы, и тебе конец.
Естественно, в той ситуации я смотрела на Вулфмана со слезами и обожанием.
Как и подобает здравомыслящему мужчине, столкнувшемуся с влюбленной семнадцатилетней девочкой, Вулфман старательно избегал моих пылких взглядов.
– Успокойся. Жизнь идет своим чередом. Постарайся держать себя в руках, слишком многое поставлено на карту.