– Когда ты очнулась, не было ощущения, что тебя транспортировали из… в общем, откуда-то?
– Н-не знаю. В каком смысле «транспортировали»?
– Или правильнее сказать «телетранспортировали»?
Час от часу не легче!
(Жаль, моего нового друга Джейми Стайлза нет рядом. По вечерам мы делились мельчайшими подробностями о том, как прошел день – у меня в отделении реабилитации, у него на воле; однако вряд ли мне удастся детально передать ему диалог с Косгроувом – слишком уж тот сюрреалистичен.)
Понизив голос почти до шепота, Косгроув спросил, какие ассоциации у меня вызывает имя Эрик Штроль.
– Эрик Штроль. Мэделин Штроль. – Доктор говорил медленно, еле слышно, прикрывая ладонью рот, как будто опасался, что его слова могут прочесть по губам.
– А имя Адриана Штроль тебе о чем-нибудь говорит?
Сердце лихорадочно забилось, норовя вызвать очередной приступ удушья. Боль в глазах нарастала.
Доктор Косгроув взял меня за запястье и нащупал пульс.
– Успокойся немедленно! Сохраняй самообладание.
– Н-не… н-не…
– Спокойно, милая. Дыши и попробуй считать про себя.
Я досчитала до десяти. На десятом вздохе тревога улеглась, и Косгроув выпустил мое запястье.
– Давай еще раз. Имя Адриана Штроль тебе ни о чем не говорит?
– К-кажется… – Я старательно напрягала память. Как будто спишь и вот-вот споткнешься во сне о бордюр. – Не знаю. Не могли бы вы повторить? Адриан…
– Адриана.
Косгроув произнес имя отчетливо, с расстановкой. Однако в голове у меня ничего не щелкнуло – или?..
Мы с доктором словно очутились по разные стороны пропасти. Не широкой, но бездонной. На меня нахлынула знакомая слабость, конечности превратились в желе. Из недр сознания всплыла где-то услышанная или прочитанная фраза:
Впервые я почувствовала эту слабость, очнувшись после длительного забытья в госпитале Вайнскотии. Не знаю, как описать ее, кроме как «чудовищная», «непреодолимая».
Ощущение – словно все тело состоит из бесчисленных хрупких атомов, которые могут распасться в любой момент.
А окружающая действительность – вселенная – находится на грани взрыва.
Подавшись вперед, Косгроув прошептал мне в ухо:
– Есть вероятность, милая, что я знал твоих родителей… Полагаю, мы с твоим отцом близкие родственники. А значит, и с тобой тоже.
Уму непостижимо! В полной растерянности я уставилась на лысеющего доктора.
– Не хочу пугать тебя или шокировать. Просто мне сказали, ты сирота.
– Боюсь, я совсем не помню своих биологических родителей. И приемных тоже…
Косгроув окинул меня задумчивым взглядом, а после двумя руками накрыл мою ладонь.
– Твой папа Эрик приходился –
Мысли путались. Напичканная препаратами кровь стучала в висках и с бешеной скоростью циркулировала по венам.
– Получается, вы мой дядя? Но где тогда жили вы – и мои родители? Как такое вообще возможно?
Действительно, в облике Косгроува просматривались знакомые черты. Таинственное мерцание карих глаз, горбинка на носу…
– Очень даже возможно. Ты меня не помнишь, поскольку была совсем крохой – годика два, наверное, – когда мы виделись в последний раз.
– Ну и где мы встречались?
– В другой части страны.
– Но в каком штате?
– Предполагаю, в Нью-Джерси.
– Когда-нибудь слышала название Пеннсборо? Пеннсборо, штат Нью-Джерси?
– По-моему, нет. – Я окончательно смешалась. – Или да…
Меня лихорадило. По щекам струились слезы. Косгроув извинился, он не хотел доставлять мне столько хлопот.
Какое-то время молча гладил мою ледяную ладонь.
– Взрослые обращались с тобой не лучшим образом, девочка моя. Не стану усугублять твою горечь и скорбь. Но позволь спросить: тебе знакомо имя Тобиас? Тоби? Дядя Тоби?
Я медлила с ответом. Если этот человек и правда мой дядя, пусть будет «да».
– Не уверена. Дядя Тоби.