Он вываливает на пол офиса мою одежду — свитера, джинсы, платья, вплоть до нижнего белья, и мое лицо пылает, когда Тео вываливает на ковер мои кружевные бюстгальтеры и трусики, а затем и нижнее белье, которое я купила для него, но так и не успела надеть. Он поднимает глаза, видя румянец на моем лице, и усмехается.
— Теперь стесняешься? — Рычит он, протягивая прозрачные голубые трусики, завязанные сзади бархатной лентой. — Ты ведь не была такой стеснительной, когда позволяла Адрику трахать тебя без защиты, верно? Он позаботился о том, чтобы я знал об этом, о том, что ты позволила ему войти в тебя, а потом сказала купить тебе таблетку на следующий день. Ты даже не смогла сохранить это для меня, не так ли, шлюха?
Его акцент густой и неровный, слова вырываются наружу в порыве ярости. Я никогда не видела его таким злым, и это ужасает. И гнев на его лице, и мой страх только усиливаются, когда я вижу, как его рука нащупывает что-то в чемодане, и понимаю, что он нашел таблетки.
— Ты, гребаная сука. — Тео встает, его лицо искажается от гнева, когда он протягивает мне упаковку противозачаточных таблеток. Он шагает ко мне, его охранники отходят в сторону, чтобы дать ему свободный путь, и я отступаю назад, уверенная, что он собирается ударить меня. Ярость на его лице превосходит все, что я когда-либо видела, даже на лице моего отца. — Я знаю, ты помнишь наши разговоры о детях, — шипит он, его голос низкий и смертоносный. — Как я говорил тебе, что хотел бы дать тебе время. Что я не хочу навязывать тебе детей. Как я выказывал тебе свои чувства по поводу того, что короли настаивают на том, чтобы я произвел на свет наследника. Я давал тебе все шансы признаться! А ты говорила, что это все просто нервы, что ты была рада выполнить свой гребаный долг, и все это время не имело значения, кончил бы я в тебя, или на твое лицо, или на твои чертовы сиськи, ты бы не забеременела ни в том, ни в другом случае!
Он тяжело дышит, когда заканчивает, и бросает таблетки на деревянный пол, топча их ботинком. Снова и снова, пластик и таблетки крошатся под его ногой, оставляя после себя осколки и порошок, пока все это не разрушается, и он смотрит на меня с выражением, очень близким к ненависти.
Тео протягивает руку, его пальцы касаются моего подбородка в почти нежном жесте, напоминающем о том, как он когда-то прикасался ко мне, и как, я уверена, уже никогда не прикоснется.
— Я заботился о тебе, жена, — прошептал он. — Я хотел прожить с тобой жизнь. И каждое слово из твоих уст было ложью. — Он кивает охранникам, стоящим по обе стороны от меня. — Перегните ее через стол и разденьте. И приведите второго.
Я открываю рот, чтобы закричать, но один из охранников зажимает мне рот рукой в тяжелой перчатке, еще двое прижимают меня к столу, а Тео стоит и смотрит. Я извиваюсь в их руках, задыхаясь и пытаясь умолять, понимая, что почти наверняка произойдет. Тео собирается трахнуть меня здесь, пока его охранники смотрят, и он заставит Адрика тоже смотреть. А после этого…
В самолете я надела платье-свитер из клюквенного кашемира и черные бархатные сапоги до колена, надеясь, что увижу Тео и это напомнит ему о нашем полете в Ирландию, смягчит его настолько, что я смогу все объяснить. Вместо этого один охранник опускается на колени, чтобы расстегнуть молнию на моих сапогах, а другой тянется к платью и бесцеремонно стаскивает его с моей головы, отбрасывая в сторону, пока еще двое удерживают меня на месте, следя за тем, чтобы я не могла сопротивляться. Я должна пытаться сопротивляться, я знаю это, но я не могу пошевелиться. Не могу поверить, что это происходит, и в то же время не понимаю, как я могла ожидать, что все обернется иначе. Я вступила в сговор с братом, чтобы свалить самого влиятельного человека в Чикаго, и при этом лгала и ему, и брату о своей невинности. Что еще могло произойти, кроме этого. Унижение и наказание за мое преступление?
Охранники, в свою очередь, обращаются со мной с какой-то отстраненной строгостью, что меня наполовину удивляет. Впрочем, наверное, так и должно быть, если учесть, что наполовину я здесь из-за своей связи с другим мужчиной. Они знают, что случилось с Адриком, почти наверняка, и я уверена, что именно поэтому их руки и глаза не блуждают, пока они раздевают меня догола. Они старательно избегают прикасаться к моей голой коже, насколько это возможно, обходят мои груди, бедра и киску, снимая черный кружевной лифчик и трусики, которые я надела на случай, если Тео достаточно смягчится от моего вида, чтобы выслушать меня, и он получит шанс увидеть их, старательно отводя взгляд.