Опасные соседи

Он вновь нажимает на воспроизведение: группа теперь внутри дома, шикарного, богатого дома, полного картин и помпезной мебели, обтянутых красным бархатом тронов, сверкающих мечей и полированных дубовых панелей, штор с фестонами, лосиных голов, чучел лис и сверкающих люстр. Камера следует за музыкантами, когда те со своими инструментами входят в дом, позируют на причудливой резной лестнице, бегут по обшитым дубовыми панелями коридорам, фехтуют на мечах, примеряют рыцарские шлемы, садятся верхом на пушку в палисаднике и выстраиваются в ряд перед огромным каменным камином, полным горящих поленьев.

— Боже мой, — ахает Либби. — Какая красота!

— Да, — сухо говорит Фин, — не правда ли? И эта сука с моим отцом систематически уничтожали этот дом.

Взгляд Либби возвращается к изображению на телеэкране. Десять молодых людей, дом, полный жизни, денег, энергии и тепла.

— Я не понимаю, — тихо говорит она, — как такое могло случиться?

42

Полуденное солнце по-прежнему палит вовсю. Люси, дети и собака сворачивают за угол многоквартирного дома за домом номер шестнадцать по Чейн-Уолк. Они на цыпочках быстро перебегают общий сад к шаткой задней калитке. Люси жестом велит детям молчать. Миновав несколько деревьев, они выходят на газон, пожухлый от долгого жаркого лета. Она с удивлением видит, что задняя дверь в дом не заперта. Стекло разбито. Осколки свежие, похоже, это было сделано недавно. По ее спине пробегает дрожь.

Она сует руку в разбитое стекло и поворачивает изнутри ручку. Дверь открывается, и она с облегчением вздыхает, радуясь, что ей не придется карабкаться по стене дома, чтобы попасть в него через крышу.

— Здесь страшно, — говорит Стелла, входя следом за матерью в дом.

— Верно, — соглашается Люси, — чуть страшновато.

— А по-моему, здесь круто, — говорит Марко, проводя рукой по огромному радиатору отопления и разглядывая комнату.

Люси показывает детям дом, и ей кажется, что с тех пор, как она была здесь в последний раз, с места не сдвинулся ни единый комок пыли, ни сеточка паутины. Такое ощущение, что дом застыл в ожидании, надеясь на ее возвращение. Запах, хотя и затхлый, но мрачно знакомый. Знакомо все: и то, как свет проникает в темные комнаты, звук шагов по половицам, тени на стенах. Все точно такое же. Они ходят по дому, и она проводит кончиками пальцев по поверхности стен и предметов. Всего за неделю она вновь посетила два самых значимых дома своей жизни, в Антибе и Челси, два места, где ей сделали больно, где она была сломлена, откуда ей пришлось бежать. Прошлое тяжелым грузом лежит на ее сердце.

После «экскурсии» по дому они усаживаются в саду. Тени, отбрасываемые густой листвой, длинные и прохладные.

Люси наблюдает, как Марко палкой ковыряется в земле. Он в черной футболке, и на секунду она видит вместо него Генри, ухаживающего за аптекарским огородом. Она еле сдерживается, чтобы не вскочить на ноги и не заглянуть ему в лицо. Но потом вспоминает: Генри сейчас мужчина. Не мальчик.

Она пытается представить себе нынешнего Генри, но не может. Лишь таким, каким она видела его той ночью, когда все они были вместе: как он стоит, стиснув зубы, в шоке от случившегося, как свечи отбрасывают на его щеки дрожащие тени, его пугающее молчание.

— Что это? — окликает ее Марко.

Люси прикладывает козырьком руку ко лбу и всматривается вглубь сада.

— Это? — переспрашивает она, вставая к нему. — Это старый аптекарский огород. Один человек, который тогда жил в этом доме, выращивал здесь лекарственные растения.

Затем Марко останавливается и, опершись на палку, словно на посох, задирает голову и смотрит на заднюю стену дома.

— Что там произошло? — спрашивает он.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что я все вижу. То, что после того, как мы пришли сюда, с тобой что-то не так. Твои руки дрожат. Ты всегда говорила, что во Францию тебя привезла тетя, потому что ты была сирота. Но я начинаю думать, что, похоже, случилось что-то очень, очень плохое, раз она решила забрать тебя. И я думаю, что это случилось в этом доме.

— Поговорим об этом позже, — отмахивается Люси. — Это долгая история.

— Где твои родители? — не унимается сын. Люси становится понятно: привезя сюда Марко, она открыла шлюзы для всего того, о чем он никогда не спрашивал ее раньше. — Где они похоронены?

Ей как будто дали под дых, но она заставляет себя улыбнуться.

— Не имею представления. Понятия не имею.

* * *

Когда-то, будучи моложе, Люси постоянно все записывала. Она покупала разлинованный блокнот и ручку, садилась где-нибудь, где угодно, и писала, писала, писала. Фиксировала поток сознания. Фин, привязанный к радиатору отопления в своей спальне, мертвые взрослые, фургон, ожидающий в темноте с включенным двигателем, долгая поездка в ночи, оглушительное молчание, а затем бесконечное ожидание того, что случится потом, но потом ничего так и не случилось, и вот теперь, двадцать четыре года спустя, она все еще ждет, когда это случится, и это так близко, что она чувствует это нутром.