Опасные соседи

— Конечно, можешь, — нетерпеливо ответила она.

Я напялил дурацкую черную тунику и легинсы и посмотрел на себя в зеркале. Я был похож на маленького тощего монаха. Я чуть не расхохотался. Затем быстро пошарил в глубине ящиков в поисках одной вещи. Мои пальцы нашли ее, и я на миг впился в нее глазами. Галстук-шнурок, купленный мной на Кенсингтонском рынке два года назад. Я ни разу его не надевал. Мне стало грустно при мысли, что я никогда его не надену. Сунув галстук под матрас, рядом с колдовскими книгами Джастина и кроличьей лапкой, я открыл дверь и передал сложенную одежду Берди.

— Молодец, — сказала она. На миг могло показаться, что она вот-вот погладит меня по головке. Но вместо это она улыбнулась и повторила: — Молодец.

Я на секунду замер, не зная, как мне поступить. В эти мгновения Берди казалась на удивление мягкой, и я решился задать вопрос, который уже давно меня мучил.

— Неужели вы не ревнуете? — выпалил я, предварительно набрав для смелости полную грудь воздуха. — Из-за ребенка?

На долю секунды, всего на долю секунды, ее скорлупа как будто дала трещину, и я заглянул внутрь ее, прямо в жидкий желтый желток. Берди вздрогнула, но затем взяла себя в руки и сказала:

— Конечно, нет. Дэвид хочет ребенка. Я благодарна твоей маме за то, что она согласилась его выносить.

— Но разве для этого он не должен был иметь… с ней секс?

Я не был уверен, что когда-либо раньше произносил вслух слово «секс», и почувствовал, что заливаюсь краской.

— Да, — строго сказала она. — Конечно.

— Но он ваш парень?

— Партнер, — поправила меня Берди, — он мой партнер. Я ему не хозяйка. Он не хозяин мне. Все, что имеет значение, — это его счастье.

— Да, — задумчиво сказал я. — А как насчет вашего?

Ответа на свой вопрос я не услышал.

* * *

Через несколько дней после судьбоносного вечера, когда нам было объявлено о беременности моей матери, моей сестре исполнилось тринадцать лет. Я бы сказал, хотя это и не моя область знаний, что она превращалась в очень красивую девушку. Она была высокой, как мама, и теперь, спустя год после того, как было введено правило «никакой стрижки», темные волосы доходили ей до талии и, в отличие от волос Клеменси и волос Берди, тонких, жидких, секущихся на концах, ее волосы были густыми и блестящими. Хотя она была худой, как и все мы, у нее присутствовали намеки на формы. Я легко мог представить (не то, чтобы я тратил на все это слишком много времени, уверяю вас), что, если ей добавить еще десяток фунтов веса, у нее была бы потрясающая фигура. А из-под детского личика, которое я привык видеть всю свою жизнь, появлялось интересное женское лицо, отмеченное озорным очарованием. Почти красивое.

Я рассказываю обо всем этом не потому, что считаю, что вам нужно знать, что я тогда думал о внешности моей сестры, а потому, что вы, вероятно, все еще представляете ее маленькой девочкой. Но маленькой девочкой она уже не была.

Когда случилось следующее событие, она скорее уже была женщиной.

44

Либби приходит на работу запыхавшись и на две минуты опаздывая на встречу с Сериан Тахани. Cериан — диджей и местная знаменитость, которая решила потратить на новую кухню пятьдесят тысяч фунтов. Всякий раз, когда она входит в демонстрационный зал, вокруг слышится приглушенное электрическое жужжание. В иной ситуации Либби была бы готова к встрече с ней: подготовила бы документы, поставила кофейную чашку, проверила бы в зеркале, как она выглядит, съела бы мятную конфету и пригладила бы юбку. Увы, сегодня, когда Либби прибегает на работу, Сериан уже сидит и хмуро смотрит в свой телефон.

— Ради бога, извините — говорит она. — Извините.

— Все нормально, — отвечает Сериан, выключает телефон и кладет его в сумочку. — Ну что, вперед и с песней?

В течение часа у Либби нет времени размышлять о событиях вчерашнего дня. Ее голова забита столешницами из каррарского мрамора, ящиками для столовых приборов, вытяжками, медными подвесными светильниками — или эмалевые подвесные светильники все же лучше? Ей даже становится легче. Она любит говорить о кухнях. Она разбирается в них. Затем внезапно все заканчивается. Сериан кладет свои очки обратно в сумочку и обнимает Либби на прощание. Стоит ей выйти за порог, как наэлектризованная атмосфера в демонстрационном зале схлопывается и рассеивается, а вместе с ней схлопываются и все остальные. Дайдо зовет ее в бэк-офис.

— Итак, — говорит она, щелкая кольцом на банке диетической колы. — Что, черт возьми, стряслось?

Либби растерянно моргает.

— Даже не знаю. Это просто какой-то бред.

Либби рассказывает ей о том, как на верхней площадке столкнулась с Фином, как через мост Альберта прошла в его потрясающую квартиру на набережной в Баттерси, откуда открывается вид прямо на ее дом. Она рассказывает Дайдо все, что запомнила из истории, которую Фин поведал им на террасе. И, наконец, о том, как, проснувшись этим утром, обнаружила, что лежит валетом с Миллером в большой двуспальной кровати.

— Ну я предполагала, что это произойдет, — замечает Дайдо.

Либби косо смотрит на нее.

— Что?

— Ты и Миллер. Между вами что-то есть.

— Между нами ничего нет.