Опасные тени прошлого

– И тихо, никто не будет мешать нам болтать в свое удовольствие. – Серафима Лаврентьевна увлекла меня в глубину беседки и усадила рядом. – Расскажи-ка все свои новости.

Мы поговорили о поездке в Москву, посмеялись над мамиными попытками вернуть меня к столичной жизни, обсудили все события, произошедшие за пару недель в пансионате.

– Бабуль, у тебя новая прическа, – отметила я. – И волосы подкрашены по-другому.

– У нас был недавно «день красоты», представляешь, директор пригласил мастеров, и всем желающим делали стрижки, укладки и маникюр. – Она заулыбалась. – Ну и я решила не отставать, вдруг какой-то генерал обратит на меня внимание.

– Ты у нас еще и замуж выйдешь быстрее меня, – пошутила я в ответ.

О трагедии с Люсей я решила не говорить, чтобы не волновать бабушку, следовало как-то ее к этому подготовить. А вот историей о новом знакомом все же с ней поделилась.

– То-то я смотрю, у тебя глаза горят. Вот и славно, Кирочка, пора забыть эту неприятную ситуацию с Кириллом и жить полной жизнью. Не все мужчины такие… непорядочные. Судя по всему, Борис человек интересный, образованный, раз сумел тебя сразу увлечь.

– Ой, мы же едва знакомы, ба. Но что-то в нем есть такое притягательное, мне кажется, он на киноактера похож, – вспомнила я пронзительные голубые глаза и чувственные губы, прикасающиеся к моей руке.

И почему-то в этот момент в памяти возник Игорь Савельев, домашний, уютный, так не похожий на красавца поляка. Но рассказывать бабушке о следователе я не стала, ведь тогда пришлось бы объяснить историю нашего знакомства.

– Я, кстати, привезла с собой твои старые фотографии. Там тоже есть симпатичные мужчины. Давай посмотрим вместе.

Я достала из сумки альбом, и мы начали перелистывать пожелтевшие от времени страницы.

Серафима Лаврентьевна с видимым удовольствием предалась воспоминаниям и подробно описывала каждую карточку: кто изображен, при каких обстоятельствах и в какое время.

– А вот, детка, посмотри внимательно и угадай, где сделан этот снимок? – На меня смотрела юная красавица в бальном платье, стоящая в просторном зале на фоне горящих свечей в многочисленных канделябрах, под руку со статным мужчиной в офицерском мундире.

– Ну так это же ты, бабушка! – воскликнула я. – Наверное, на каком-то балу. А кто твой кавалер?

– Не угадала, это моя маменька, Ольга Ипполитовна, урожденная Муравьева. – Прищурившись, бабушка вчиталась в надпись на обороте карточки. – В 1915 году в этой самой усадьбе, а рядом – ее владелец, граф Леонтьев. Он ежегодно давал балы в честь дебютанток уезда.

– Так вот почему ты выбрала этот пансионат, в память о маме?

– Да, маменька много рассказывала мне о своей юности, об этих местах. После революции здесь одно время была больница, потом дом культуры, позже здание стало приходить в упадок. Но в начале этого века усадьбу выкупил потомок графа и основал здесь частный дом престарелых. Он и пригласил меня сюда: в семейных архивах разыскал имена и фамилии тех, кто бывал в доме при его прадеде, нашел их потомков, нуждающихся в приюте и уходе. Так я здесь оказалась.

– Как это необычно! Тебе, бабуля, надо писать мемуары – столько интересного ты знаешь о прошлом. – Я была в восторге от подобных семейных историй. – Но раз твоя мама бывала на балах, значит, она тоже происходила из знатного рода?

– Да, Муравьевы были дворяне, из уважаемого, но обедневшего рода. Поэтому, когда к Оленьке посватался сын богатого купца Лаврентий Попов, эту партию мои дед с бабкой сочли достойной для единственной дочери. К тому же мой папенька оказался человеком хватким, смышленым, что позволило ему уцелеть после революции и даже сохранить семейное торговое дело. Думаю, сыграло роль и то, что его двоюродный брат, твой будущий прадед, закончив военное училище, в 1917-м перешел на сторону большевиков и служил в Красной армии, а потом, кажется, в ВЧК. Вот, взгляни, сохранилось их совместное фото, сделанное незадолго до свадьбы моих родителей, в конце 1916 года.

Молодцеватый, с лихо подкрученными усиками Лаврентий и строгий, с военной выправкой мой прадед, чью фотографию я видела впервые, были запечатлены на фоне вывески «Торгового дома „Поповъ и сынъ“». Здание, у которого был сделан снимок, показалось мне знакомым, и я спросила бабушку, не Рыбнинск ли это.

– Конечно, глазастая моя, узнаешь дом, в котором ты сейчас живешь? – Было видно, что старушка забавляется моим удивлением. – Он принадлежал династии купцов Поповых. Конечно, после революции моим родителям пришлось потесниться, но торговые помещения и квартира на втором этаже остались за ними. В этом доме в 1925 году родился мой брат, Стефан, а спустя еще девять лет я. Был еще старший, Ипполит, но он умер в младенчестве.