Опасные тропы

— За что же он тебя невзлюбил? — недоверчиво спросил Косточкин.

— А за самостоятельность. Я, брат, никому не позволю себе на ногу наступить. И учить меня нечего, я тут, на границе, пуд соли съел, каждый камешек знаю на десять километров кругом. Прослужишь с мое — тогда поймешь, что к чему. Ты спроси того же ефрейтора Горюнова, задержал он за три года службы хоть одного завалящего нарушителя? Нет, не задержал.

Косточкин с неожиданно возникшей в нем тревогой спросил:

— Это почему же так получается?

— Не идут шпионы через участок нашей заставы.

— Что ж так, местность, что ли, неподходящая?

— Почему неподходящая? Местность как местность. Смотря на чей вкус: иные пробираются через границу равниной, там сподручнее, сады и виноградники у самой линии границы, рукой подать… Окромя того каналы оросительные, опять же кусты, заросли разные, а у нас тут…

Косточкин задумчиво протянул:

— Да, здесь другое дело…

Снова заговорил Лукьянов:

— Я ж тебе сказал — смотря на чей вкус… На какой расчет… В долине, к примеру, многолюдно, границу проскочил — и сразу среди людей исчез, как иголка в сене. А у нас тут, видал горы, во-он какие! Голые.

— Высоко, — согласился новичок.

— Высота — врагу не помеха, — назидательно сказал Лукьянов. — Ущельев да скал у нас и не перечесть, нарушители могли бы найти, где спрятаться.

— Так почему же мимо идут? — удивился Косточкин. — Может, тебя стесняются?

— Наверно, ждали, когда Петя Косточкин приедет. Теперь пойдут косяками! Если бы мы переловили, на твою долю ни одного не осталось бы. Так и пришлось бы тебе в холостяках оставаться.

— Ну, брось, я ж тебя всерьез спрашиваю: в чем секрет?

— Испугался? — усмехнулся Лукьянов. — Так и быть, скажу: боятся они нас. Такая слава о нас создалась — непроходимая застава. Офицеры рассказывают — прежде тут немало диверсантов да шпионов шло, а что толку? Все равно ни один не прошел. Видать, поняли там, за кордоном: уж лучше оставить нас в покое. Так получается — у соседей идут, а у нас нет. Тут до нас с тобой дело сделано крепко. Понимаешь?

— Вроде начинаю соображать, — Косточкин явно пал духом.

Солдаты ушли отдыхать. Старший лейтенант еще некоторое время оставался на месте, размышляя над случайно услышанным разговором. Сначала он хотел подняться, как только ребята заговорили, но понадеялся, что они не станут задерживаться, а потом показываться им было просто неудобно, чего доброго, могли подумать, что он занимается подслушиванием.

«Дело до нас крепко сделано! Кое в чем Лукьянов, возможно, и прав, но настроение его опасное, вредное, действует он на новичков определенно отрицательно, надо будет немедленно самому заняться парнем, поговорить с ним по душам, призвать к разуму, к долгу», — размышлял начальник заставы.

Щелков и сам много думал над тем, о чем недавно говорил Лукьянов: почему за три года его службы на этой заставе не отмечено ни одного нарушения границы? Ведь на соседних заставах нет-нет да и случится такое! В чем дело? Боятся? Это, конечно, чепуха. Так в чем же? А может, самое худшее! Через участок его заставы агенты зарубежных разведок идут, а пограничники Щелкова их не видят? Начальнику заставы незачем было бы заниматься догадками, если бы он знал о встрече, состоявшейся незадолго до этого в Кобулети. А произошло там вот что.

Как-то Крысюк обратился к Энверу с просьбой скорее отправиться на квартиру, которую Оглу снимал, и подождать там его — необходимо поговорить с главу на глаз. Что-то в голосе Крысюка показалось турку странным. Оставив Гаяне с ребенком на берегу моря, новоявленный папаша отправился домой. Крысюк, пообещав прийти следом, продолжал разыгрывать из себя курортника и развлекать жену приятеля. Со всей осторожностью Оглу приблизился к своей резиденции — ничего подозрительного вокруг не было. С облегчением вздохнув, он вложил ключ в замочную скважину н рванул дверь на себя. Затем по привычке закрыл дверь на щеколду, переступил порог затененной шторами комнаты. В следующий же миг он рванул из кармана брюк пистолет: в углу, за столом, сидел незнакомый мужчина и в упор смотрел на него.

— Не прыгайте, как эпилептик, — брезгливо сказал незнакомец. — За револьвер взялись слишком поздно: если бы я имел желание, мог бы уже десять раз прикончить вас, пока вы ввалились сюда, обернулись…

— Кто вы? — приходя в себя, спросил Оглу. Он постарался рассмотреть человека, так неожиданно появившегося здесь, в запертой им самим комнате: средних лет, плотный.

— Крысюк послал вас сюда для того, чтобы дать мне возможность поговорить с вами, — продолжал незнакомец.

— Он сейчас придет сюда, — сказал зачем-то Оглу.

— Нет, он не придет, а будет прохаживаться по улице, так приказал ему я, — сухо оборвал пришелец и протянул вперед руку: в ней был носовой платок, синий, с вышитой золотом стрелой от каймы до каймы.

— Я — Смит, — назвал себя неожиданный посетитель.