Опасные тропы

— Шайтан-олсун! — прошептал он не то в удивлении, не то в страхе, — неужели этот ишак таскает при себе пленку! Он же говорил — в Армении…

— Не суйтесь в детали операции, которые вас не касаются! — строго сказал Смит, хотя в душе отлично понимал, что в данном случае турок прав. — Из инструкции, которую я вам вручил, вы уясните себе маршрут и линию вашего поведения после того, как я покину этот дом. Вам потребуются портативная рация и бесшумное оружие — и то и другое вы найдете у самого выхода из подземного коридора в овраг. И запомните: первый сигнал о прибытии в район третьей заставы вы подадите между часом и половиной второго ночи, второй — о готовности к переходу — дадите, когда не будет луны. В документах вы найдете соответствующие вычисления, шифр, волну… У вас есть при себе яд?

— Да, конечно, — Оглу осторожно притронулся к вороту рубашки. — Цианистый калий.

— Покажите ваше снадобье, — Смит протянул руку. Оглу вынул ампулу и положил ему на ладонь, Смит опустил ее в карман. — Так будет лучше, я не заинтересован в вашей смерти, — сказал он почти добродушно.

— Что это значит, сэр?

— Вам предлагают жить, а вы недовольны? — делано удивился американец. — Хорошо, я объясню вам… Материалы, которые вы обязаны переправить через границу, слишком важны, чтобы можно было рисковать ими. Полагаться на ваши нервы я не могу. Вы должны сделать все возможное и даже невозможное, но пленку в Карс доставить… — он умолк, задумался. Оглу в нетерпении ждал, что Смит скажет дальше, но ведь не мог же тот сказать этому турку, что его преследуют провалы и что именно потому и пришлось в пожарном порядке усложнять операцию и мчаться сюда. Говорить об этом Ахмеду никак не следовало, перед ним Смит должен быть умным и сильным, только так, иначе новая неудача обеспечена.

— У вас есть оружие — убейте всякого, кто встанет на вашем пути, — опять заговорил Смит. — Выполнив задание, вы получите большие, очень большие деньги — аккордно. Будете обеспечены на всю жизнь.

Наконец-то «чииф» заговорил о том единственном, что вообще интересовало турка, о деньгах. Перед открытыми глазами Оглу блестящим видением мелькнули кипы банкнот, зеленых, с портретами американских президентов, доллары; он как бы слышал сейчас их упругий шелест, ощущал их кончиками пальцев…

— За это стоит рискнуть… — прошептал Оглу возбужденно. — Я согласен.

— Я знал, вы благоразумны, — Смит критически осмотрел его. — Еще раз напоминаю, всякого, кто будет мешать, — убейте, — снял с руки часы, протянул Ахмеду. — Вручите их Бидлу, так условлено… Часы вы передадите Бидлу в доказательство того, что кассету с пленкой действительно получили от меня и ту самую, какая им нужна. Бидл должен быть уверен, что ему не подсунули черт-те что. Ему хорошо знакомы мои часы, вот эти самые.

Пряча часы, Оглу спросил:

— Почему вы выбрали для меня такой маршрут, сэр? Мне не приходилось там раньше бывать. Не в дядюшке же, которого вы мне придумали, дело, не правда ли? Поверьте, сэр, я спрашиваю не из праздного любопытства.

— Законный вопрос, — Смит опять развернул карту. — Смотрите… Бидл — опытный и предусмотрительный разведчик, еще года три тому назад он зарезервировал на всякий случай именно этот участок границы для особо важной операции. Тогда же было решено советских пограничников на этом участке не беспокоить.

— Иншалла! Они, наверное, воображают, что их боятся, перестали и думать, что их когда-нибудь потревожат! — Оглу возбужденно закрутил головой.

— Да, конечно, мы рассчитываем именно на это, — согласился Смит. — Внимание пограничников должно быть ослаблено постоянным благополучием на их участке, и вы сумеете этим воспользоваться, я уверен.

Смит ушел. Ахмед принялся лихорадочно готовиться к поездке в Кара-су.

Старший лейтенант Щелков об этой встрече, к сожалению, понятия не имел.

Глава двадцать седьмая

Ночью в горах основательно посвежело, и к утру от туч ничего не осталось. Холод струился на скалы с близкого неласкового неба. Понуро шумела под резкими порывами ветра пожухлая, покрытая ранней изморозью трава в долине.

На третью заставу Русаков добирался верхом, на привыкшей к здешней крутизне лошади. Переодетый в форму лейтенанта с зеленой фуражкой на голове, он выглядел заправским пограничником. Кому же бросится в глаза появление его на заставе?

Тропа круто повернула налево, и перед Русаковым открылась большая долина, по-местному — «дере», уходящая на несколько километров в сторону границы. У самого поворота к долине шумел ручеек, совсем неглубокий, светлые струи его деловито переворачивали камешки, которыми было забито русло. А чуть-чуть подальше пришлось переезжать второй ручей, пошире и поглубже, с удивительно синей, невыносимо холодной водой. Ручей протекал неподалеку от заставы, и Русаков увидел полдюжины солдат без рубашек, с полотенцами склонившихся над водой, — они совершали свой утренний туалет. О ручьях этих Русакову рассказывали в комендатуре — в них водилось много форели и названия их, ничего не говорящие ему и непривычные, звенели так же, как их упругие струи.