Опасные земли

Жилет удобно охватывал торс продавца, а талию захлестывал патронташ, набитый боеприпасом 12 калибра «Магнум», сиречь длиной 76 мм.

Пальцы совершенно без участия мозга ловко снаряжали спаренный надствольный магазин UTS. Когда двенадцатый патрон исчез в окошке, Олег передернул маслянисто лязгнувшую помпу под стволом и вставил в камору последний, тринадцатый «Магнум».

Олег вышел из-за прилавка. «Сайга» висела за спиной, в руках – дробовик, на бедре – здоровенный охотничий нож. Олег шел и улыбался, как черный человек всего семь минут назад. Шел он к кабинету.

Заместитель директора по HR успел недовольно скривиться, когда в дверь постучали.

– Да! Опять ты, Олежа?! Ты знаешь, как ты меня задолбал своим блеяньем за сегодня?! – зарычал он, а потом сбился и замолчал, увидев, что держит задолбавший Олежа в руках. – Ты-ы-ы чего-о-о?

Веднеев оскалился и запел неожиданно громким высоким голосом, отчаянно фальшивя:

– А-а-а раскинулось море широко!

И волны бушуют в дали-и-и!

Грохнуло, как будто атомная бомба рванула в маленьком кабинете. Картечная осыпь лишила завкадрами половины головы. В звенящей тишине клацнул затвор, а по полу покатился дымящийся пластиковый цилиндр.

– Това-арищ, мы едем дале-око!

Подальше от ентой зямли-и!

Доворот ствола и новый грохот.

Веднеев покинул начальственный Олимп. На Олимпе осталось два тела с нелепо торчащими нижними челюстями. В торговом зале он сообщил Жанночке, что больше не в силах он вахту стоять и что в топках его не горят огни. Больше его коллега ничего не слышала, ибо лишилась ушей вместе с известной частью черепа.

Потом Олег вышел из дверей, освежая магазин дробовика новыми тремя патронами. Прохожие услышали, что:

– Ты вахту не кончил, не можешь бросать,
Мяханик тобой не-е-е доволен!
Ты к дохтуру должен пойтить и сказа-а-ать!
Лякарство он даст, если болен!

Для многих это была последняя песня.

Последней она оказалась и для Олега Рюриковича Веднеева, так как долго ли, коротко ли, а на проспект Энгельса приехал ОМОН.

* * *

Строгое серое здание с колоннами, что на Суворовском, 50, является олицетворенной мощью и надежностью. Сама его архитектура заявляет со спокойным чувством собственного достоинства: не смотри, что мы без барочных завитушек и позолоты, как виднеющийся в перспективе Смольный собор, зато мы – власть. Дом имеет полное право на подобные заявления, ибо вместил в себя Главное управление Министерства внутренних дел по Санкт-Петербургу.

В тот самый день, ближе к вечеру, понимающий зритель мог вообразить, что воплощенную мощь и надежность трясет от фундамента до колонн. И правильно бы вообразил. Тряска исходила из святая святых, из центрального мозгового вместилища – кабинета начальника Управления генерал-лейтенанта полиции Глупова – ударение на «о». Там разыгрывалась драма, без пяти минут трагедия – по случаю экстренного совещания, посвященного ЧП в Выборгском районе.

Хозяин – ударение на «о», не кричал, не ругался, не призывал молний с неба. Но весь кабинет буквально пронизывала энергия чрезвычайной ситуации. Державные знамена с золотыми кистями у торцевой стены, лакированный стол размером со взлетку маленького авианосца и даже четыре звезды (по контрольной сумме обоих плечей) на генеральских погонах – все было подернуто невидимым черным крепом. Впрочем, не таким уж и невидимым – стоило иметь воображение чуть более развитое, чем у моллюска, как креп начинал проступать, уж очень тяжкими были генеральские словеса. Короткие генеральские усы топорщились моржевидно, как бы целясь в присутствующих. А присутствовали лучшие люди в количестве изрядном – не хватало лишь второго зама, который своевременно сломал ногу.

Генерал-лейтенант охватил взглядом помещение, отметив наличие и отсутствие.

«Как в школе, честное слово», – подумал он, подловив мысль, что очень хочет поднять каждого и сверить Ф.И.О. со строками в журнале.

Помолчали.

Тишину рубили лишь тик-так башенных часов с ходиками в углу да барабанная дробь, которую выбивали из столешницы хозяйские пальцы.

– Так, – произнес, наконец, генерал-лейтенант, коего мы будем далее звать для краткости запросто – генералом, или по имени-отчеству – Павлом Сергеевичем. – Я к вам, профессор, и вот по какому делу!

Подчиненные заулыбались булгаковской почти цитате, ибо о деле они были осведомлены лучше всех и от этакой осведомленности нервничали, что провоцировало разнообразные непроизвольные фокусы мелкой мимики – не смотри, что младше полковничьих не сыскать было звезд на погонах. Даже очень серьезные люди – всего лишь люди.

– Улыбаетесь вы совершенно напрасно, – порадовался собственной провокации Павел Сергеевич. – В папочках перед вами – коммюнике, я бы даже сказал – сводка за сегодня.

Личный состав с залповым шелестом растворил папки тисненой кожи, растворил свою и генерал.