Тушкана лихорадочно припоминает слова того охотничьего заклятия… что надо сказать для его отмены? Холод уже поднимается от когтей к коленям. Она дышит огнём на ледяную корку, но лёд магический, не тает.
– Теперь тебе придётся отвечать, – говорит Кана. – Сколько всего заклятий ты на меня наложила?
– Разве можно все упомнить? – хмыкает дракомантка. – Они накладывались столетиями.
– Так давно? – Взгляд дочери на миг затуманивается.
Когда у неё последний раз стиралась память? Тушкана пытается вспомнить, ледяной холод путает мысли.
– Да, – шипит она наконец, – одиннадцать столетий или около того.
– Три луны! – Кана прикрывает глаза лапой. – Почему же я ничего не помню? – Тушкана-первая пожала бы в ответ крыльями, но они совсем онемели. – Всё понятно, ты стирала мне память, – отвечает младшая сама себе. – Вот почему я так часто не понимаю, о чём ты говоришь… просто не помню.
– А ещё потому, что всегда плохо соображала! – шипит мать.
– Откуда тебе знать? – рявкает Кана, хлеща хвостом. – Что во мне осталось от себя самой? Даже любить тебя, и то заставляет магия, верно?
– Нет, доченька, любовь настоящая, – пытается подольститься Тушкана. – Ты любишь меня, а потому сейчас отпустишь, правда ведь?
Она опускает взгляд и видит, что почти вся уже покрылась ледяной коркой, остались только голова и неподвижно приподнятые крылья.
– Ты сама не любишь, так зачем заставляешь любить? – Дочь сердито смахивает с глаз слёзы.
– Такую – не люблю!
– Ну так не беда, – усмехается Тушкана-третья, – можно снова подправить – чуточку здесь, капельку там, да? – Она показывает матери свиток.
Тушкана-первая в ужасе таращит глаза. Это же… список заклятий, наложенных ею на дочь!
Надо было держать их в голове, как остальные, но их накопилось так много, в том числе и довольно сложных, что пришлось зачаровать особый свиток, всё записанное в который исполнялось само собой. Как же эта мелкая паршивка до него добралась?
– Где ты… его… взяла? – удаётся с трудом выдавить, пасть и глотка немеют.
– «Стать послушнее», – читает Кана вслух, развернув свиток, – «стать ещё послушнее», «жевать с закрытым ртом», «не разговаривать с другими драконами», «забыть, что другие драконы существуют», «вспомнить, что другие драконы существуют, но не спрашивать о них», «всегда оставлять мне самую большую рыбу»… – Дочь с горечью кивает. – Теперь всё понятно.
Холод, лютый холод пронизывает тело Тушканы.
– Знаешь, что я обнаружила? – вновь усмехается Кана. – Сюда может писать кто угодно, не только ты. Смотри! – Она берёт перо и старательно выводит, читая: «Хвостовой шип позеленеет». – Ядовитый шип на кончике её хвоста мгновенно становится изумрудно-зелёным. – Здорово, правда? – Новая запись: «Хвостовой шип станет прежним», – и возвращается привычный буровато-жёлтый цвет.
Тушкана уже не чувствует своего тела. Лёд сковал шею, и голову уже не повернуть. Ничего выговорить тоже не получается.
– Нет, на самом деле, – задумчиво продолжает дочь, – я хочу не зелёный хвост. Ты знаешь, чего я хочу больше всего, просила уже – думаю, много-много раз, только это осталось в стёртой памяти. – Я хочу овладеть магией!
Нет, никогда! Тушкана пытается наложить заклятие мысленно, чтобы вырвать свиток из когтей дочери, но он лишь слабо трепыхается.
– Извини, что разочаровываю тебя – в миллионный раз, наверное. – Кана с усмешкой смотрит, как перо в её лапе разламывается пополам. – Не старайся мне помешать… потому что ничего записывать уже не надо – всё нужное сделано.
Тушкана смотрит, как перо вновь срастается, и только теперь с ужасом понимает, что спасения нет. Дочь не собирается торговаться, а просто устроила спектакль. Все заклятия отменила и теперь в услугах матери не нуждается… как и в ней самой.
Как ни странно, в свои последние мгновения Тушкана-первая вовсе не так уж и опечалена. Она прожила долгую, очень долгую жизнь, которая доставила больше удовольствия, чем страданий.
– Прощай, мама, – вздыхает Кана, на глазах её слёзы. Настоящие или зачарованные? Кто знает…
Нет, ещё не всё! Тушкана успевает наложить ещё одно, последнее заклятие – но не для собственного спасения. Она зачаровывает не вещь, а саму Тушкану-третью, чтобы омрачить её торжество.
Теперь дочь-убийца никогда не забудет свою мать.
Глава 11
Наконец-то свобода! Даже не верится.
Кана подходит к глыбе льда, в которую превратилась её мать. Как странно видеть её сквозь блики глянцевой поверхности и застывшие в толще пузырьки воздуха. Выражение бессильной ярости в последний миг жизни запомнится навсегда, но сейчас его трудно разглядеть.
Всё получилось, мать попалась на собственное заклятие, и вот Тушкана свободна – теперь единственная Тушкана на свете. Спустя столько лет… как оказалось, во много раз больше, чем можно было предполагать.
Помедлив в нерешительности, она берёт перо и выводит на пергаменте свитка: «Вернуть всю память», затем поспешно приписывает: «Постепенно».