Ресторан театра «Бобино»; 20 декабря 1871 года. За ужином собрались участники поэтического общества «Дрянные мальчишки». Из зрительного зала видны только пятеро, но они сидят так, что создают иллюзию большой компании. В одном конце (хотя можно подумать, что во главе стола) сидит видный поэт Жан Экар, осанистый, респектабельный человек, с заметной нервозностью перебирающий свои рукописи. Рядом с ним — Этьен Каржа, щеголь сорока трех лет, с аккуратной эспаньолкой; он беседует с Шарлем Кро, томным двадцатидевятилетним франтом, которого отличают мелко завитые волосы и скорбные усики. По другую руку от Кро сидит Верлен, уже в изрядном подпитии, а рядом сутулится Рембо, который не снимает потрепанного цилиндра. Когда поднимается занавес, на сцене среди общего гула голосов одновременно ведутся два диалога: между Кро и Каржа и между Верленом и Рембо.
Кро. Примерно тот же принцип, что и в фотографии. Только фотографируешь не лицо человека, а его голос. А потом, лет двадцать спустя, подобно тому как мы открываем альбом с фотографиями, просто вставляешь в палеофон соответствующий валик и слушаешь, как человек читает свои стихи или поет песню.
Каржа. И ты всерьез убежден, что это реально и такое устройство будет работать?
Кро. Вполне реально.
Каржа. За чем же дело стало?
Кро. Да так как-то. Неохота возиться, силы тратить.
Каржа. Вот ленивый черт.
Кро. Я — генератор идей.
Рембо. Давай, на фиг, сдернем отсюда.
Верлен. Ты что, он сейчас читать будет.
Рембо. Кто?
Верлен. Экар. Вот там сидит.
Рембо. Не думаю, что мне понравится его макулатура.
Верлен. Тебе не понравится. Это тихий ужас. В лучшем случае можно будет вздремнуть под шумок.
Рембо. И выпить.
Каржа. А как обстоят дела с цветной фотографией? Есть успехи?
Кро. На этом состояние не сделаешь.
Каржа
Рембо. Нет.
Каржа. Мне просто надо знать, как ты предпочитаешь фотографироваться.
Рембо. Никак.
Каржа. Я хочу сделать твой портрет. У тебя незаурядная внешность. Фактурная.
Рембо. Да ну?
Каржа. Верь мне. Стишки у тебя слабоваты, а фактура мне нравится.
Рембо. Чем же тебе не угодили мои стихи?
Каржа. Задатки у тебя определенно есть. Но меня не оставляет ощущение, что ты оригинальничаешь и в значительной степени стремишься… ну, не то чтобы по-детски шокировать публику, но очень близко к этому.
Рембо. Иными словами, ты был в шоке, когда читал мои стихи?
Каржа. Нет, отнюдь… ничего подобного.
Рембо. Тогда с чего ты взял, что я хочу кого-то шокировать?
Каржа. Ну… дело же не в этом.
Верлен. Вот именно.
Каржа. Меня… меня не устраивает твоя техника.
Рембо. А меня не устраивает твой галстук. Каржа. Ну, знаешь, если так…
Верлен. Он не любит обсуждать свои стихи. Каржа. Я заметил.
Кро. По-моему, ты к мальчику несправедлив. Мне нравится его поэзия. Помнишь стихотворение про девушку, которая накануне первого причастия всю ночь просидела в туалете при огоньке свечи? Это нечто! Просто блеск.
Рембо
Звучат редкие аплодисменты; Экар встает. Кро и Каржа хлопают, Верлен и Рембо — нет. Кро, отворачиваясь от Рембо, перешептывается с Каржа. Тем временем Экар начинает свое выступление.
Экар. Благодарю вас, господа. Для начала я хотел бы прочесть одно стихотворение из сборника для детей, над которым сейчас работаю.
Итак, повторяю: стихотворение написано для детей, хотя, как и вся большая детская литература, оно, смею надеяться, будет небезынтересно и взрослым.