Достаю из сумочки мобильник, лопатками и затылком чувствуя испепеляющий взгляд Никольского. Нет, мне не стыдно за мое поведение. Во-первых, он первый меня проигнорировал. Во-вторых, я вообще-то в данный момент работаю!
Нашла недоброжелателя Ярослава и выудила из него один из секретов Никольского. А что? Это моя работа. Я за это зарплату получаю.
Глеб диктует мне цифры, я сохраняю номер и пишу ему сообщение в телеграме «Алена Доброва, бильярд;)».
— Ага, получил. Я скину тебе адрес.
— Только не забудь, — ослепительно улыбаюсь и снова беру кий в руки. Нет, я не собираюсь убегать после явного недовольства Ярослава. — А если забудешь, я тебе все равно напомню.
Мы продолжаем играть, а вот Никольский начинает закругляться со своей компанией. Они уже поднялись на ноги и явно прощаются. Китайцы и Самойлова направляются к выходу, а Ярослав остается. Достает из кармана телефон, что-то смотрит, затем убирает его обратно и неспешной походкой направляется к нам.
Меня вдруг охватывает паника. Почему-то чувствую себя нашкодившим ребенком, которому сейчас влетит. Быстро отворачиваюсь от Ярослава, делая вид, что очень увлечена тем, как сейчас расположены шары на столе.
— Добрый вечер, — слышу его спокойный тихий голос за своей спиной.
Глава 42
— О, Яр! — восклицает Ломакин. — Не ожидал тебя увидеть раньше понедельника.
— Я тебя тоже. Но мы вроде как в одном отеле живем.
Стоять спиной и дальше уже неприлично, поэтому я вынуждена обернуться.
— А это Алена прекрасная, — представляет меня Глеб.
Никольский смотрит на меня взглядом, не предвещающим ничего хорошего.
— Мы знакомы, — сухо отвечает.
— Да? Откуда?
— Я брала интервью у Ярослава Викторовича, — поспешно поясняю.
Делаю мысленно пометку, что Никольский и Ломакин не пожали друг другу руки при встрече. Что это? Вражда? У них, вообще-то, в понедельник совместные переговоры.
— Какая у вас занимательная игра в бильярд, — Яр вдруг забирает у меня из рук кий.
Я бы даже сказала, что он его не забрал, а выхватил. Довольно резким движением.
— Учу молодежь, — весело говорит Ломакин. — Алена, сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Я в твои годы уже всех друзей в баре обыгрывал.
— Сыграем партию? — обращается Ярослав к Глебу.
— С удовольствием, — нарочито сахарно отвечает тот. — Алена, будешь нашей судьей!
Киваю. Это все какой-то сюр. Какая из меня судья? Я первый раз в жизни держала кий. Впрочем, Ломакин явно постебался. Ярослав собирает белые шары в треугольник, и игра начинается.
Мне ни фига непонятно. То Ярослав забивает в лунку, то Глеб. Ломакин объявляет Никольскому какие-то штрафы, затем это же объявление делает Ломакину Никольский. Я чувствую себя рядом с ними абсолютно лишней. Два мужика играют в бильярд, а я стою рядом в коротком платье и на каблуках, не зная, куда себя деть. С виду Никольский и Ломакин разговаривают, как два старых приятеля, вот только в их голосах сквозит ядовитый сарказм.
— Отобрать и поделить, да, Яр? — подмигивает ему Ломакин.
— Конечно, я же Робин Гуд.
От того, что я стою на шпильках, не двигаясь, ноги начинают ныть. Глеб и Ярослав слишком увлечены игрой и друг другом, поэтому я рядом с ними, как атрибут мебели.
И если Ломакин еще и удостаивает меня улыбкой хоть изредка, то Никольский категорически игнорирует. Это неприятно.
— Простите, но я пойду выпью кофе, — объявляю им. — Скажите мне потом, кто победил, хорошо?
— Алена, ты же наша судья! — останавливает меня голосом Ломакин.
Издаю смешок.
— Боюсь, я вам тут так насужу…
Я снова забираюсь на высокий барный стул и прошу сделать мне капучино.
Никольский и Ломакин продолжают играть, тихо между собой переговариваясь.
Ярослав изредка бросает взгляд на мои оголенные ноги. В целом же, остается таким же мрачным, как и был. Веселье, которое читалось на его лице, когда он сидел с китайцами и Самойловой, как рукой сняло.
Я допиваю уже вторую кружку капучино, а эти двое до сих пор играют. Возможно, у них новая партия? В какой-то момент я перестала следить за их игрой, углубившись в телефон.
— Скучаете? — на соседний со мной стул запрыгивает незнакомый русский мужчина.
— Нет, — стараюсь ответить вежливо.
Вот только нового знакомства на глазах у Ярослава мне не хватало.
— Почему же такая красивая девушка одна? — выгибает бровь.
Он меня клеит? Мне бы следовало познакомиться, вдруг он кто-то важный. Но я чувствую, как во мне сейчас прожигает дыру Никольский, поэтому слезаю со стула.
— Извините, мне пора.
Не сказав ничего на прощание Ярославу и Глебу, я устремляюсь на выход из бара. Подхожу к лифтам и становлюсь рядом с несколькими китаянками.
Металлические дверцы открываются, выходят люди, и заходим мы. Одна из китаянок опережает меня и нажимает мой пятый этаж. Когда дверцы лифта почти закрываются, чья-то ладонь проскальзывает внутрь, и они открываются обратно.
Ярослав, как ни в чем не бывало, проходит в лифт, нажимает десятый этаж и встает рядом со мной позади китаянок. В кабинке сразу, как будто меньше воздуха становится, хотя она довольно большая. Китаянки без умолку трещат на своем языке, от чего у меня резко начинает болеть голова.